Данные достоверны

Наши петеэровцы выжидали. Прекрасно, молодцы! Трудно было переоценить выдержку бойцов и их опыт.

Едва машина, разбежавшись, стала подниматься, мы услышали один за другим три гулких выстрела.

Самолет клюнул носом, накренился на левое крыло, завалился на правое и, кувыркаясь, грохнул на дорогу. Столб пламени поднялся над рожью в месте его падения, послышался взрыв.

— Влепили! — закричал Истратов. — Как пить дать — влепили!

Немцы кинулись к месту происшествия.

— Сыпаните им! — сказал я минометчикам.

Загукали ротные минометы. На дороге вспухли клубы разрывов. Не остались в стороне, «сыпанули» и наши пулеметчики.

Вскоре на дороге в Волю Верещинскую не осталось ни одного человека. Только долго еще чадил, догорая, самолет.

Огонь немцев стал слабеть. Атаки потеряли прежнюю силу, сами по себе постепенно угасли. Не иначе как у неприятеля царило полное замешательство.

Возможно, этому способствовало то обстоятельство, что к вечеру к месту боя приблизились отряды Филатова и Христофорова, вызванные по радио, чтобы помочь Седельникову еще раз ударить в тыл фашистам.

Возможно, авиационная разведка противника заметила движение партизан и оповестила об этом своих солдат под Волей Верещинской.

Так или иначе, но едва стало смеркаться, гитлеровцы начали грузиться на брички, а в девять вечера поспешно укатили, бросив даже пушку.

Отходили они на Парчев. Впоследствии выяснилось:

[301]

немцы полагали, что на люблинской и хелмской дорогах их ждут партизанские засады.

Разведчики, направленные по следу врага, узнали от крестьян, что брички заполнены ранеными и убитыми, а уцелевшие фашисты топают пешком...

Так кончился этот бой.

Немцы прибыли на двухстах бричках. Если считать, что в каждой было всего по четыре человека, то и тогда противник численно превосходил нас почти в четыре раза.

И все же мы одержали верх. Победили мужество, опыт и воинская доблесть советского человека!

Наши потери были ничтожны: двадцать партизан получили ранения. Зато только вдоль дороги на Хелм мы насчитали около шестидесяти неподобранных трупов немецких солдат. Кроме того, через день-другой мы узнали, что на самолете, уничтоженном петеэровцами, находился начальник гитлеровской полиции всего Люблинского воеводства. Матерому бандиту устроили в Люблине пышные похороны. В речах над могилой палача гитлеровцы клялись, что уничтожат «советских бандитов».

О бое под Волей Верещинской много говорили в Польше. Узнали о нем и в Варшаве. Поздравления шли со всех сторон. Их вынужден был прислать даже начальник штаба 27-й дивизии Армии Крайовой, батальон которой постыдно бежал из Сосновиц.

Пытаясь оправдать свое поражение, немцы трубили, будто дрались с регулярной частью Красной Армии, а не с партизанами. 

28

Покинув под покровом ночи колонию Воли Верещинской, штаб расстался со вспомогательными отрядами. И вновь началась кочевая жизнь — нынче одна деревня, завтра другая, послезавтра — уединенный хуторок...

В те дни к нам прилетел капитан Бахметов — молчаливый светловолосый офицер лет двадцати восьми.

Его появлению предшествовала оживленная переписка с Центром. Я сообщил, что не могу принять самолеты на прежнем месте, под Лейно, и вынужден искать новую посадочную площадку.

[302]

В Центре были удавлены и запросили, что случилось под Лейно.

Под Лейно ничего не случилось, кроме того, что чуть ли не в человеческий рост выросла рожь. Раньше, в апреле, самолеты спокойно сбрасывали груз на поля — с ростками хлеба ничего бы не случилось, а теперь, в конце июня, груз мог погубить урожай.

Центр понял нас и попросил поторопиться с выбором площадки.

Капитана Бахметова назначили ко мне помощником. Дав ему немного «обжиться» в тылу врага, я сначала отправил Бахметова для стажировки к Седельникову, а через две недели — под Демблин, в отряд Серафима Алексеева. Району Демблина Центр в последнее время придавал большое значение. Бахметов мог помочь тамошним разведчикам, да и ему, наверное, приятно было получить самостоятельный участок работы.

Казалось, все вернулось на свои места: отряды не покинули районов действия, а штаб по-прежнему колесил в тех селах, откуда удобно было поддерживать связь с разведчиками в Варшаве, Люблине и других городах.

По-прежнему гремели взрывы на железных дорогах и в депо на железнодорожных узлах. Каждую ночь бойцы отряда пускали под откос два-три фашистских воинских эшелона. Не было дня, чтобы они не уничтожали вражеских автомашин. И, как всегда, устраивали засады, захватывали пленных.

По-прежнему удавалось добывать важные данные о гарнизонах врага, его аэродромах и складах.

Уже на следующий день после боя под Волей Верещинской штаб получил весточку от Анджея. Он сообщал, что в роще южнее Коло (северо-западная окраина Варшавы) разместились три немецких батальона: 19-й отдельный пехотный под командой капитана Петеля, 74-й строительный под командой майора, чью фамилию установить не удалось, и батальон связи старшего лейтенанта Геера.