Даниил Московский

Хоть и невелико княжество Московское, да в руках надежных. С детства Даниил слыл прижимистым, а нынче подобное за сыновьями Юрием и Иваном примечал, особливо за меньшим. Иван хитроват, своего не упустит. Да это и хорошо, хитрость не без ума…

Старец попытался встать, но Даниил сделал возражающий жест.

— Годы дают о себе знать, князь. Видно, настает мой час явиться на суд Господний… Да и сколь Русь ногами мерить?

Даниил с прищуром посмотрел на гусляра:

— Из каких земель бредете, странники?

— В Галиче и Волыни побывали, ныне к те, в Москву, направляемся.

— Что на Волыни, в мире ли живут?

Старый гусляр вздохнул:

— Не миновала княжья котора днепровского правобережья. Достали тех княжеств ордынцы, а тем Литва пользуется, — грустно ответил старый гусляр. — Что говорю, ты и сам то ведаешь. Ныне, князь, просьбу мою исполни: коли помру, возьми Олексу к себе. Он отрок добрый, на гуслях может, и голос сладкий. Верным те будет.

Даниил посмотрел на отрока:

— Ладно, старик, найду ему место на княжьем дворе…

Выйдя из лесу, Олекса замер. Перед ним лежала Москва, на холме Кремль бревенчатый, с башнями и стрельницами, а за стенами высились палаты княжеские, терема боярские и церковь. Все постройки рубленные из дерева. А вокруг Кремля и по берегам речек Москвы, Неглинной, Яузы тянулись слободы, домишки и избы, мастерские, кузницы, огороды.

Оконца княжьих и боярских хором на солнце слюдяными оконцами переливались, а в избах и домишках вместо слюды пузыри бычьи вставлены.

Олекса в Москве впервые, и ему любопытно, отчего старик нахваливал этот город? А тот посохом на Кремль указал:

— Запомни, отрок, чую, твоя судьба здесь!

И они зашагали узкой петлявшей улицей к Кремлю, обходя колдобины и мусорные свалки. Выбрались на площадь, что у кремлевских ворот. Здесь лавочки торговые, мастерские ремесленников. День не воскресный, и на торговой площади малолюдно, лишь постукивали молотки в мастерских да перекликались водоносы.

У вросшей в землю избы дверь нараспашку, и оттуда несет разваренной капустой и жареным луком.

— Ермолая кабак, — сказал старец. — Не похлебать ли нам щец, Олекса, чать, хозяин не откажет?

И старец решительно направился к кабацкой избе. Олекса пошел за ним. Только теперь он почувствовал голод..

В кабаке безлюдно и полумрак, однако хозяин признал старца:

— Тя ль зрю, Фома?

— Меня, Ермолай, меня. — Старик поклонился. — Чать, не ждал?

— Да уж чего греха таить.

— Щец бы нам, Ермолай.

Они уселись на лавку, за длинный стол. Хозяин поставил перед ними глиняную миску с дымящимися, наваристыми щами с потрохом, положил два ломтя ржаного хлеба. Старик ел степенно, подставляя под ложку хлеб, и так же неторопливо хлебал Олекса.

Ермолай не отходил от них, все присматривался к парнишке. Олекса тоже нет-нет да и метнет взгляд на кабатчика. Был он крупный, рыжий, но лицо доброе.

— Слушай, Фома, — сказал вдруг хозяин, — оставь мне отрока, доколь по миру таскаться ему?

Старик молчал, хмурился, хозяин ждал ответа. Но вот дед отложил ложку:

— Твоя правда, Ермолай, ноги уже не носят меня, и коль ты просишь оставить Олексу, отчего противиться, только ты не обидь его. А ежели и мне угол сыщешь, Бога за тебя молить стану.

Хозяин заулыбался:

— Живи, Фома, место и те найдется…

Глава 1

Княжьи хоромы бревенчатые, между бревен сухим мхом переложены и оттого даже в самую лютую зиму жаркие. Палаты и сени просторные, с переходами, лесенками и башенками, да все резьбой затейливой украшены. Хоромы поставлены три года назад и еще пахнут сосной.

У князя Даниила в волосах и в бороде уже седина серебрилась, он кряжист и в движениях нетороплив. Овдовел Даниил рано и с той поры так и живет с сыновьями. Старшему, Юрию, шестнадцать сравнялось, Ивану на четырнадцатое лето поворотило. Остальных трех Даниил Александрович в подгородском княжьем селе Ломотне держит под присмотром боярыни. Князь Даниил видится с ними время от времени.

Воротившись с охоты, Даниил принял баню, велел накрыть стол. Трапезовали втроем. По правую руку от отца сидел Юрий, по левую Иван. Ели молча, Даниил не любил разговоры за столом. Гречневую кашу с луком и мясом запивали квасом, а когда принялись за пирог с грибами, в трапезную вошел старый дворский. Князь поднял глаза. Дворский шагнул к столу:

— Княже, там гонец из Волока, от архимандрита, в монастыре князь Дмитрий скончался.

Даниил поднялся резко, перекрестился:

— Упокой его душу. — Повернулся к дворскому: — Готовь коней, поеду с братом проститься.

Выехали на рассвете, едва засерело небо и начали гаснуть звезды. За князем следовало с десяток гридней, стремя в стремя скакал ближний боярин Стодол. Он с Даниилом с того часа, как отец, Александр Ярославич, ему Москву в удел наделил. Тому минуло три десятка лет.

Даниил перевел коня на шаг, пригладил пятерней бороду:

— Помнишь ли, Стодол, тот день, когда мы из Новгорода в Москву уезжали? Мне в ту пору десятый годок пошел, а ты в молодых боярах хаживал, и отец меня поучал: «Пусть те, Данилка, старшие братья за отца будут. Да землю бы вам заодно беречь». А по отцовской ли заповеди прожили?

Стодол промолчал, а Даниил вздохнул: