Даниил Московский

Когда совсем сморил сон, Ногаю вдруг пришёл на память совсем недавний разговор со старым мурзой Ильясом. Ильясу давно отказали ноги, и он, обложенный подушками, только сидел. Мурза напоминал Ногаю облезшего, шелудивого пса, но хан иногда навещал его, не забывая, что в молодости он был храбрым, лихим воином и обучал совсем юного Ногая владеть саблей и стрелять из лука.

В последний раз, когда хан вошёл в шатёр Ильяса, тот пил кумыс и разговаривал сам с собой. Он говорил:

   — Ох, Ильяс, Ильяс, разве забыл ты, каким багатуром был? Но почему уподобился ты подбившемуся коню? Ты не можешь вскочить в седло, и теперь твоя рука нетверда и не удержит саблю. Кому нужна такая жизнь?

Увидев Ногая, мурза обрадовался, плеснул в чашу кумыса, протянул. Его рука дрожала, и кумыс расплескался на войлок.

   — Ты видишь, могучий хан, что делают с человеком годы? Знаешь, о чём я тоскую? Уже не доведётся мне водить мою тысячу на врага, слышать, как плачут жёны врагов, и видеть, как льётся вражеская кровь. Но ты, хан, ещё поведёшь тумены и насладишься сражением. Только не относи это в далёкое, не жди, пока лета сделают с тобой то же, что со мной.

«Истину говорит Ильяс, — подумал Ногай. — Давно не топтали кони моих туменов землю урусов. Но к тому не было причины». Если великий конязь урусов Андрей забудет дорогу к нему, Ногаю, и не станет привозить дары, он, Ногай, пойдёт на Русь и возьмёт всё силой. Ногай ощерился...

А перед утром он увидел сон: будто находится во Владимире, в княжеских хоромах, а перед ним стоит княгиня Анастасия, такая красивая, что Ногай даже слова сказать не может.

Хан проснулся, и на душе у него сладко. Он решает: если великий конязь Андрей привезёт ему молодую жену и она понравится Ногаю, то он потребует княгиню Анастасию. И пусть конязь Андрей откажется, тогда хан отнимет её.

По весне Волга делается полноводной, местами выходит из берегов, и вода подступает к крайним домикам Сарая-города. Волга затопляет малые островки, рвётся на множество рукавов, и молодой камыш зелёными стрелками начинает пробиваться по заводям, где кишит рыба и полно всякой птицы.

Дворец хана Золотой Орды Тохты огорожен высоким глинобитным забором, увитым зелёным плющом. Бдительная стража день и ночь несёт охрану, оберегая покой того, в чьих жилах течёт кровь Чингисхана.

Над Сараем с рассвета зазывно кричит мулла, созывая на намаз правоверных. Звонит колокол к заутрене для православных, бредут в синагогу иудеи.

Татары веротерпимы. Ещё Чингисхан завещал не трогать ни попов, ни раввинов, ибо они молятся своим богам, не ведая того, что Бог един для всех.

Худой и высокий, как жердь, хан Тохта редко покидал дворец и даже в весеннюю пору не выезжал в степь, не разбивал свой шатёр в тени ив, дикорастущих деревьев у берегов тихих рек. Тохта любил полумрак дворцовых покоев, редкий свет, пробивавшийся через узкие зарешеченные оконца, и тишину. Никто не смел разговаривать громко, тем паче смеяться, хан за это наказывал жестоко. Тохта рано укладывался спать и поздно пробуждался, у него был крепкий сон, и он совершенно равнодушен к женщинам. У Тохты три жены, но он редко навещал их, был к ним безразличен. Хан неприхотлив в пище. Ел совсем понемногу, и то разве жареное мясо молодой кобылицы, приправленное восточными пряностями, да сухой урюк.

Водилась за Тохтой слабость — любил льстецов и наушников. Выслушивал их Тохта, не меняясь в лице, и не было понятно окружающим, как он воспринимал сказанное. Подчас это сдерживало доносчиков.

В полдень хан выслушивал мурзу Ибрагима, ведавшего всеми делами в Золотой Орде. От него Тохта узнал, что Ногайская орда откочевала в низовья Днепра. Нахмурился хан, и мурза Ибрагим безошибочно определил: Тохта сообщением недоволен. Всем известно: хан Золотой Орды считает Ногая своим недругом и рад был бы покарать его, но у того многочисленное войско. Тохта выжидает своего часа, он выберет момент и уничтожит Ногая. Суд его будет жестоким, и хан великой Золотой Орды насладится местью.

К вечеру, если хорошая погода, Тохта прохаживался по дворцовому саду, где росли яблони и груши, вишни и иные деревья, привезённые из Бухары и Самарканда. Виноградная лоза, распятая на кольях, провисла от тяжёлых гроздьев. Хан присаживался на мраморную скамейку и смотрел на речной разлив. В тихую пору казалось: Волга застыла и нет у неё течения, а заходящее солнце золотым мостом соединяло берега.

Глядя на застывшую воду, Тохта думал о вечности жизни. Он убеждён — люди, до него жившие, умирали, но его смерть минует, у него впереди много, много лет, и он волен распоряжаться человеческими судьбами. От него зависит, смотреть глазам человека или нет, дышать или не дышать. Только по одному его жесту людям ломали хребты или отсекали головы. Великий Чингис учил: когда тебя не станут бояться окружающие, перестанут содрогаться и враги...