Даниил Московский

Коли же Москва и Тверь попытаются сопротивляться, то хан во гневе пошлёт на Русь свои полчища и они разорят Московское и Тверское княжества, а на самих князей падёт ханская кара. Разве забыто, как городецкий князь Андрей, начав борьбу с братом Дмитрием за великий стол, навёл татар? Горела и стонала земля Русская, бежал Дмитрий, а князь Андрей с ханским ярлыком сел на великое княжение...

И снова съехались тверской и московский князья, теперь уже в Переяславле, у постели больного князя Ивана Дмитриевича, и сказал Михаил Ярославич:

   — Коли явится князь Андрей с Ордой, то беда неминуема, разор и поругание Отечеству нашему. Пред силой ханской нам не устоять. Но мнится мне, хану разорение Руси ныне ни к чему. Что станут собирать баскаки с нищих княжеств?

Тяжко больной переяславский князь Иван, поминутно задыхаясь, кивал, а Даниил Александрович брови супил, соглашался:

   — Твоя правда, Михайло Ярославич, но коль без Орды пойдёт на наши княжества Андрей, не дадим себя в обиду, укажем ему место.

Переяславский Иван приподнялся на подушках, заговорил хрипло:

   — Князь Михайло Ярославич, — взял за руку тверского князя, — в тебе я видел всегда брата старшего, ноне чую, последние дни жизни отведены мне. Когда возьмёт меня смерть, княжество своё завещаю Москве. Ты, князь Михайло Ярославич, прими это как должное, а боярам моим слово моё ведомо. Не дайте волку серому, великому князю Андрею, растерзать вас...

Заметив тень неудовольствия, проскользнувшую по лицу тверича, князь Иван сжал его руку:

   — Помню, князь Михайло, было время, Тверь в княжество Переяславское входила, но ныне твоё княжество разрослось, с Владимиром соперничает, а Московское княжество слабое, и у князя Даниила сыновья. Настанет время им уделы выделять. Не держи зла на меня, Михайло Ярославич.

Тверич усмехнулся:

   — Я ль перечу, князь Иван? Нам с князем Даниилом не враждовать, нам бы выстоять пред алканием князя Андрея.

Стояли жаркие дни. С безоблачного неба знойно палило солнце, и степь выгорела, а всё живое затаилось, не подавая признаков жизни. Даже не верилось, что скоро и листопаду время. Так бывает разве что в июле-страднике либо в августе-густаре.

Старались передвигаться больше ночами, вдоль древних рек Итиля — Волги, Танаиса — Дона, их больших и малых притоков.

Едва горячее ярило начинало доставать землю, гридни стреноживали коней в какой-нибудь впадине, располагались на отдых. Великому князю разбивали шатёр, и он, молчавший всю обратную дорогу, уединялся, хмурый и чужой для всех...

Было отчего задуматься великому князю. Псом побитым ворочался Андрей Александрович домой. Подарками богатыми наделил он ханских вельмож и, уверенный в ханской милости, предстал перед его очами. Но хан был грозен. Он спросил:

   — Дал ли я тебе, конязь Андрей, ярлык на великое княжение?

   — Я ль не твой верный холоп, могучий хан?

   — Ты не ответил, конязь, получил ли от меня грамоту?

   — Я ль не обласкан тобою, великий и могучий хан? — Князь Андрей на коленях пополз к ханскому возвышению. — Ужли в чём виновен я?

Тохта поднял руку, и могучие багатуры схватили русского князя за плечи, готовые привести в исполнение ханский приговор. Но Тохта временил. Он сказал:

   — Я поставил тебя, конязь, старшим над всеми конязями, чтобы выход, какой платят мне урусы, множился! Ты должен помогать баскакам собирать ясак. Так ли? Но ты забыл это и затеваешь свару с братом своим Даниилом. К чему? Разве это нужно Орде? Я знаю, ты станешь просить у меня воинов, чтобы власть твоя усилилась. Но ты их не получишь, и знай, конязь Андрей, если урусы поступят с моими баскаками так, как они повели себя с мурзой Четой, то я посажу на великий стол другого конязя.

Тохта не пожелал слушать оправданий князя Андрея. Под смех царевичей и мурз, окруживших ханский престол, князя Андрея вышвырнули из дворца. Очутившись за оградой, он покачнулся, в глазах потемнело, и разум померк. Великого князя подхватили у ворот гридни, принесли в караван-сарай, стянули рубаху и сапоги, поминутно прикладывали ко лбу и груди тряпицы, смоченные холодной водой, пока сознание не вернулось к нему.

А поутру ещё один позор пришлось испытать князю Андрею. Явился мурза Чета, остановился у дверей каморы и голосом, не терпящим возражений, изрёк:

   — Конязь Андрей, могучий и великий хан всех моголов велел те возвращаться на Русь. Но ты оставишь в Сарае десять гридней. Такова воля великого и могучего хана Тохты...

Мог ли он воспротивиться повелению хана?

Случившееся в Сарае не прошло бесследно, князь Андрей почувствовал боль в груди. Сердце словно опрокидывалось и замирало, напоминая Андрею Александровичу трепыханье раненой птицы. Мысль, что Тохта отберёт у него ярлык на великое княжение, омрачала даже предстоящую встречу с Анастасией. Князь Андрей злобствовал и на тверича, и на брата Даниила. Тверской князь давно уже мнит себя великим, а Даниил его руку держит.