Читаем Даниил Кайгородов полностью

С городской площади Артемка повернул коня к стенам крепости. Мужики последовали за ним.

Солдаты были уже близко.

Передовой отряд Кайгородова вместе с кыштымцами и каслинцами схватился врукопашную с солдатами. Из крепостных ворот на помощь работным людям вымахнули на конях миясские казаки во главе с Грязновым.

Началась кровавая сеча.

Иван Никифорович рубился с отчаянной решимостью. Его клинок мелькал то тут, то там. Не отставал от полковника и Даниил со своими друзьями.

Упал сраженный солдатской пулей Варфоломей. Пошатнулся, схватившись за щеку, Никита. Сражение шло с переменным успехом. Но перевес был явно на стороне солдат Гагрина, и отряды Грязнова поспешно отступили к деревне Шершни.

В Челябу вошли правительственные войска.

<p><strong>ГЛАВА 34</strong></p>

Стоял конец августа 1774 года. На берегу горного озера Зюраткуль из лесной чащобы вышел немолодой башкир. На плечах он нес горного козла. Сбросив добычу, охотник огляделся и затем издал протяжный крик:

— Э-э-ой! Э-э-ой!

От противоположного берега отделилась лодка и, пересекая озеро, юный гребец стал энергично работать веслом.

— Э-э-ой! Я давно жду тебя, отец, — сказал он, выпрыгивая на песчаную отмель, и помог сложить добычу в лодку.

Отец с сыном взялись за весла и поплыли вдоль берега.

Красив Зюраткуль при тихой солнечной погоде. Смотрятся в воду нависшие над ним деревья и кустарники. Трудно оторвать глаза от прозрачной глубины озера, где порой стремительно проносятся стаи мелкой рыбешки.

— Файзулла, нам надо торопиться — налегая на свое весло, промолвил тревожно охотник. — Идет гроза. Пожалуй, домой не успеть.

Подросток посмотрел на небо. Оно было чисто, как хрусталь. Повеял ветерок. По воде пробежала легкая рябь. Откуда-то потянуло холодком. Из-за хребта неожиданно выплыли белые облака и, бросив на озеро легкие тени, стремительно понеслись на юго-восток.

Небосклон стал сумрачным, неласковым. Спряталось солнце. Озеро потемнело. На берег накатывались сердитые волны. Охотник с сыном, вытащив лодку на берег, заползли в густой кустарник. Сплетения из дикого хмеля образовали здесь как бы плотный шатер.

— Переждем грозу здесь, — положив возле себя ружье, охотник уткнулся лицом в колени и задремал. Сказывалась дневная усталость.

Подростку надоело лежать. Он хотел подняться на ноги.

— Сиди, — сказал ему властно отец и показал рукой на небо.

Из-за Уреньги, обхватывая гору со всех сторон, выползала тяжелая мрачная туча и закрыла Зюраткуль.

Упали первые крупные капли дождя. То, что увидел Файзулла в последующую минуту, наполнило его сердце страхом. Внезапно налетевший шквал с яростью обрушился на деревья, гнул их к земле; порой раздавался треск упавших лесных великанов. Мимо Файзуллы, едва не задев его крылом, пролетела какая-то птица. Осветив на миг бушующие волны озера, блеснула молния. Раздался оглушительный грохот.

Наконец гроза прошла. Черная туча потянулась на Сатку, оставляя за собой светлую полоску света, которая, постепенно расширяясь, освещала озеро, берега и тайгу.

Выглянуло солнце. Отражаясь в его лучах, засверкали на траве мириады дождевых капель. Отец с сыном не спеша направились к лодке.

Выплескав из нее воду, охотник с Файзуллой поплыли дальше. Вот и речушка Большой Кыл, что впадала в Зюраткуль. Там, за выступом скалы, их жилье. Еще несколько взмахов веслами и, закрепив лодку между двух валунов, они стали подниматься с добычей к хижине, сложенной из грубо отесанных бревен.

Навстречу вышла женщина.

— Ахмед, я так боялась за тебя и Файзуллу. Такая гроза, а вас все нет.

— Да, сегодня нелегкий день, Фатима. Я устал, промок и голоден, как шайтан. Давай разводи огонь. Обсушиться надо.

Отдохнув, охотник принялся разделывать убитого козла.

…Под покровом ночи двигались на конях четверо всадников. Впереди, напряженно всматриваясь в темень, сидел в седле мужчина богатырского телосложения. За ним, тревожно оглядываясь на молчаливо ехавшую женщину, закутанную в шаль, следовал второй. Цепочку всадников замыкал напевавший что-то себе под нос стройный конник.

Это были старые друзья — Дормидон, Фрося, Даниил и Артем. Лошади шли вяло, порой спотыкаясь о камни и коряги. Видимо, всадники ехали издалека.

Начинался рассвет. Впереди уже четко обрисовывались контуры Уреньгинского хребта.

Дормидон, ехавший впереди, остановил коня и, повернувшись лицом к Фросе, вопросительно посмотрел на нее. Затем оживленно жестикулируя, начал о чем-то рассказывать Фросе, показывая при этом на Уреньгинский перевал.

— Он говорит, что недалеко от нас лежит озеро Зюраткуль. А устье реки Большой Кыл находится вправо. Спрашивает, куда ехать: к реке или сделать привал у подножия? — пересказала она Даниилу.

— Пускай ведет к реке. Там должна быть хижина Ахмеда.

Пальцы Фроси замелькали перед Дормидоном. В ответ глухонемой закивал ей головой и показал на ближайшую гору.

— Он хочет подняться на вершину горы и оттуда посмотреть, как лучше проехать на Кыл.

— Пускай съездит, — согласился Даниил.

Глухонемой повернул лошадь с тропы и скрылся за деревьями. Трое всадников сошли с коней и, привязав их, стали дожидаться возвращения Дормидона.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза