Склонившись над шитьем, девушка вышивает какие-то причудливые цветы. За тонкой перегородкой мирно похрапывают старики, печка пышет жаром, пахнет сушеными травами, Даниил рассказывает Фросе о чужедальних странах. Девушка задумывается и мечтательно смотрит на огонь. Вот она опустила голову над шитьем, и снова мелькает игла в ее проворных руках.
Ветер усиливается. Воет в трубе и точно хочет ворваться в дом. Темная ночь. Но как светло и радостно на душе у обоих. Порой соприкасаются их руки, и они подолгу не могут отнять их друг от друга. Всю бы ночь до утра без слов смотрел в ее лучистые глаза.
…Из густой ели выпорхнула какая-то птичка. Уселась на ветку соседнего дерева, почистила крылышки и, вспорхнув, исчезла. Чувство тревоги охватило юношу.
«Не случилось ли что с Фросей? Почему ее нет?» Минуты ожидания, казалось, тянулись мучительно долго. Наконец на дороге показалась торопливо идущая девушка, его лицо просветлело.
— Все ждала, когда тятенька уйдет на рудник, — сказала она, — и, оглянувшись, промолвила тихо: — Пойдем за деревья, на поляну, а то как бы не увидел кто.
Молодые люди прошли через заросли густого пихтача и оказались на небольшой поляне, окруженной лесом.
— Я матери сказала, что иду к тебе, — помолчав, девушка добавила в смущении: — Я не таюсь от нее.
— А отец?
— Он не знает.
— А узнает — не обрадуется. Я ведь крепостной, — с оттенком горечи произнес он, — подневольный человек, такой же, как Артемка и Оська.
Это так ошеломило Фросю, что она не нашлась что ответить. Как-то не верилось, что ее Даниил — крепостной, что может стоять наравне с рудничными парнями.
Ее пальцы торопливо затеребили бахрому платка.
Вдруг пальцы Фроси остановили свой стремительный бег, и она подняла голову. В ее глазах было столько любви и преданности, что Даниил без единого слова обнял девушку. Их губы слились в поцелуе.
Первой пришла в себя Фрося. Отвернувшись, она расстегнула кофточку и сняла с шеи осьмиугольный кипарисовый крестик, одела его на шею Даниила.
— Да хранит тебя бог, — произнесла она дрогнувшим голосом.
ГЛАВА 25
Отряды Пугачева проникли на заводы и рудники Южного Урала. Один из ближайших сподвижников Пугачева, атаман Кузнецов с небольшим отрядом казаков подошел к Сатке. К нему примкнули работные люди и приписные к заводам крестьяне. Завладев Саткой, Кузнецов двинулся на Златоуст и там утвердил власть Пугачева. Исетской провинции, центром которой был Челябинск, стала угрожать опасность нападения пугачевцев. Перепуганный воевода — статский советник Веревкин — писал генералу де-Колонгу о событиях в Сатке и Златоусте:
«…К неописанному в сей вверенной мне провинции несчастию и великому бедствию, явился ко мне Саткинского и Златоустовского тульского купца Лугинина железоделательных заводов приказчик Моисеев, который объявил, что крестьяне тех заводов числом более четырех тысяч человек взбунтовались и самовольно предались известному государственному бунтовщику и самозванцу казаку Пугачеву».
Встревоженный событиями в горах, воевода заперся в Челябинской крепости, со страхом ожидая прихода Пугачева.
Между тем один из передовых отрядов атамана Кузнецова, двигаясь на Белорецк, наткнулся в тайге на небольшую группу людей. Были они оборваны, худы и от усталости еле держались на ногах.
— Куда путь держите? — останавливая коня, спросил ехавший впереди отряда казак.
— В Рудничное, — ответил один из них, пряча озябшие руки в рваный полушубок.
— Кто такие?
— Рудознатцы.
Казак подозрительно оглядел всю группу и остановил свой взгляд на говорившем.
— Не знаем, как и доберемся до дома, — продолжал тот. — Ушли в тайгу с осени, попали нам залежи медной и железной руды немалые, а тут, как на грех, зима застала, провиант весь вышел.
— А как без коней в тайге очутились? — допытывался бородач.
— Были две лошади, одна при переправе через речку утонула, вторую пришлось забить на мясо.
— А это что такое? — Заметив торчащий из кармана рудознатца футляр, казак нагнулся с седла и протянул руку. — Дай-ка сюда, что за штука? — открывая незнакомую вещь, спросил он.
Подъехавшие ближе казаки с любопытством стали рассматривать круглый металлический предмет.
— Во, ребята. Проводник, так проводник, — покачал головой пугачевец. — Есть не просит, а дорогу показывает. — Ты что, ученый, что ли? — казак в упор посмотрел на хозяина компаса.
— Учился за границей.
— Ишь ты, — в удивлении протянул тот, — поди, по-немецки маракуешь?
— Знаю.
Казаки переглянулись.
— Надо его к Степану Ивановичу отправить. Да за одно и этих шкилетов, — показал он рукой на остальных рудознатцев.
— Давно не ели, ребята?
— Известно — брюхо болит, на краюху глядит, — отозвался с усмешкой один из них.