Читаем Даниил Кайгородов полностью

Часа через два они выехали из Юрюзани. Слякоть, бездорожье вымотали Сысоича и пришлось сделать остановку на кордоне. С тех пор как Даниил вместе с Ахмедом выручили Фатиму, здесь мало что изменилось. Только дом лесника казался как бы вросшим в землю, тополь, широко раскинув могучие ветви, точно жалуясь на непогоду, глухо шумел. Переночевав, путники двинулись дальше. Дорога круто пошла в гору. С трудом вытаскивая экипаж из грязи, кони шли шагом, постепенно поднимаясь на склон. Вот и Шуйда. Даниил с любопытством стал рассматривать знакомые места. Лес отступил. Там, где когда-то была опушка, торчали лишь пеньки. Начались отвалы пустой породы. Под ними лежали мощные пласты железной руды, добыча которой по-прежнему велась хищнически. Всюду виднелись разбросанные в беспорядке ямы, шурфы, глыбы кварцитов и срубленные деревья.

— Ты только посмотри, как хозяйничали, — качая головой, говорил сокрушенно Сысоич. Помолчав, старик продолжал: — В прошлом году, как приспичило с рудой, Мейер и забегал. Пришлось отрывать рабочих от завода, гнать мужиков на рудники. Получается так, — держась рукой за тарантас, который бросало из стороны в сторону, продолжал Сысоич, — пока руда идет на завод, хозяину заботы нет, как она разрабатывается. Получилась заминка, пошли в ход батоги да плети, рудокопы, дескать, виноваты, бить их нещадно. А вот сами не подумают, что ихним трудом богатство создают.

Даниил с удивлением посмотрел на Сысоича.

«Не пытает ли меня? Не похожи что-то его речи на речи хозяйского доверенного». Как бы угадывая мысли молодого штейгера, старик поднял указательный палец вверх и произнес наставительно:

— Все зиждется на работных людях, потому и заботу надо иметь о них. К примеру, запряги тощую лошадь, что она повезет? Самую малость, а на сытого коня наваливай сколь хошь. Теперь смекай, корми рабочего и требуй от него, что бог на душу положит, отсюда отечеству польза и хозяину прибыль. Так-то.

…Кони медленно стали спускаться с крутой горы. Вот и Рудничное.

При виде старой казармы, стоявшей посредине села, Даниила охватили воспоминания о безрадостных днях ранней юности. Сколько раз он вот здесь, на пороге казармы, был порот, сколько безутешных слез пролито… И вот теперь он возвращается штейгером. Из раздумья вывел голос Сысоича: «Вот и приехали». Старик, кряхтя, вылез из тарантаса и засеменил на ревматических ногах к калитке небольшого домика. На стук вышел Автомон.

— Вот тебе помощника ученого привез, — сказал Сысоич хозяину, показывая глазами на штейгера.

— Что ж, хорошо. — Ответил степенно Автомон. — Милости прошу, заходите в дом.

Пройдя через широкие сени, они оказались в просторной горнице. Навстречу им поднялась высокая полная женщина — жена Автомона. Она, отвесив по-раскольничьи поясной поклон, произнесла певуче:

— Присаживайтесь, я сейчас пойду насчет самоварчика похлопочу.

— Китайское-то зелье водится у тебя? — весело спросил Сысоич хозяина.

— Храню для гостей. Сам-то не употребляю, да и семья держится устава.

— Фрося! — послышался голос жены Автомона.

— Сейчас выйду, мама.

Из маленькой горенки вышла дочь. Поздоровалась с Сысоичем, как со старым знакомым, и, слегка зардевшись, поклонилась Кайгородову. Юноша поднял глаза на девушку. Спокойная, величавая осанка, высокий, точно выточенный из мрамора лоб, правильные черты лица, большие темно-карие глаза, густая коса, перекинутая через плечо, — все это пришлось по душе Даниилу с первого взгляда. В отличие от бойких заводских девушек Фрося казалась замкнутой, неразговорчивой. На вопросы Сысоича она отвечала односложно, бросая порой взгляды на сидевшего за столом Кайгородова. Простая обстановка комнаты, белизна стен, обилие цветов, стоявших на подоконниках, ярко вышитые рушники по бокам старинных икон, запах сушеной мяты — все это создавало уют, располагало к покою, и Даниил в семье Усольцевых почувствовал себя, как в родном доме.

Закончив чаепитие, мужчины ушли на рудники. Беспорядочность разработок, которые велись с момента открытия рудников, сказалась на выработке. Даже при беглом взгляде, на Шуйду было видно, что здесь требовалось уже проведение вскрышных работ, а это удорожало стоимость добычи руды, значит, и выплавку чугуна, что в расчеты Сысоича не входило.

— Добывайте руду «на выходах», — говорил он Автомону, — на сотни лет ее хватит не только нам, но и внукам и правнукам нашим. А сколько руды на Зяр-Кускане, сочтешь. А ты говоришь, надо пустую породу отвозить на отвалы, — повернулся Сысоич к Даниилу.

— А кто платить будет? Пускай лучше лишнюю колышку[6] руды на пожог привезут, чем платить за вывозку породы. Выгоднее хозяину. — Убеждать Сысоича в том, что рано или поздно придется убирать отвалы пустой породы, под которой похоронены миллионы пудов руды, Кайгородов считал бесполезным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза