Даниил Гранин. Хранитель времени

Дня через два собралась комиссия по работе с молодыми. <…> Гранин в качестве председателя завершил дискуссию, потребовав немедленного исключения Воеводина из комиссии — он обманул общественное доверие, ввел в заблуждение суд. Е. Воеводин был единодушно из комиссии изгнан. В тот день ленинградский Союз писателей раскололся на две половины: во главе одной, ретроградной, оказался Александр Прокофьев, во главе другой — Даниил Гранин».

Е. Эткицд. Записки незаговорщика. Лондон, 1977

«Товарищи, когда же придет конец тому, чтобы мы на каждом собрании волей-неволей задевали прохвоста, антисоветчика, паразита, который носит фамилию Бродский?! Неужели собрание будет обсуждать действия Воеводина, и мы будем снова поднимать вопрос о Бродском?! Он осужден современностью на пять лет… Пусть он исправляется в Архангельской или другой области».

Из выступления А. Прокофьева на партсобрании ЛОСП 21.05.1964 г.

«У меня с ним никогда не портились отношения. Вот мы с Сашей Кушнером были в Америке, и я там общался с ним, и Саша. Я никогда не осуждал Бродского. Я не касался никогда этого дела. По многим причинам, которые не совсем уважительные, но все-таки для меня тогда были уважительные, потому что я не читал его стихов, потому что они мало публиковались. Мне в голову не могло прийти, что Бродский — антисоветчик.

Эти ребята, уходя от Анны Ахматовой, приходили к нам на дачу, и мы сидели, говорили очень дружески. И мне в голову не могло прийти, что Бродский — антисоветчик. Это было в пределах нашего недовольства. Я их всех считал плохими поэтами. Я любил Блока, я любил Ходасевича — у меня совсем другой круг был».

Из беседы Д. Гранина с К. Собчак (телеканал «Дождь», 16.04.2014 г.)

«Плохо запоминаю даты. Годы сцепляются у меня в один ком, остается от них «давно» или «недавно». Внутри есть только отдельные кристаллики событий, те, что зацепились чем-то в памяти. Но эта дата — 1964 год, октябрь месяц — помнится, помнится и число 14… Я был в Москве, когда грянуло сообщение об отставке Н. С. Хрущева. Что, как, почему? «По собственному желанию». В Доме писателя все гудело. Мы сели втроем за столик — Женя Винокуров, Женя Евтушенко и я. Говорили не стесняясь. Выпили за здоровье Никиты Сергеевича, от которого нам всё досталось. Выпили, вспоминая, как при нем начали в стране строить жилье. Как вернули из ссылок сотни тысяч зеков, как началась реабилитация, как он покончил с культом личности Сталина. Как подняли железный занавес, начались поездки за границу. Много чего он успел, главное же, стала исчезать мертвечина, появилась духовная жизнь. Он собирал нас, ругал, ругался, произносил немыслимые речи, но, странное дело, мы не обижались. И вдруг теперь, когда его скинули, мы почувствовали обиду за него, его полюбили, полюбили со всеми заморочками…»

Д. Гранин. Всё было не совсем так

«Только я расположился в купе, уселся, вытянул усталые за московский день ноги, как дверь шумно отъехала, и не вошел, а ввалился Прокоп. Никак не ожидал, что нам с ним дадут билеты в одно и то же двухместное купе. В Москве, видимо, не знали о наших отношениях Мы с ним не ругались, не ссорились, мы разошлись. Александр Андреевич Прокофьев, мы звали его Прокоп, был председателем Союза писателей Ленинграда. У него было много почетных должностей, в редколлегиях, в комитетах, но эта была главная. Он был даже членом Центральной ревизионной комиссии при ЦК КПСС. Кажется, она так называлась. Чистая синекура. Зато роскошная корочка и повсюду «ради бога, что за вопрос». Он был хороший поэт, но эта корочка была важнее…

— Имей в виду, я все знаю, — сказал Прокоп. — Знаю, что вы с Дудиным и Орловым затеваете. Хотите меня убрать.

Чего-то он еще стал сообщать про наш заговор. Мы действительно обсуждали: надо, мол, переизбрать Прокопа, хватит, три срока сидит, надоел. Главное же, стал нетерпимым, зазнался. Донесли.

Говорил, говорил и вдруг повалился на подушку и захрапел. Была у него такая манера, на полфразе, выпивши, мог отключиться. <…>

Утром, когда проснулся, он еще похрапывал. Я встал, выпил крепкого кофе, прильнул к окну. Лучший отдых — окно поезда.

Прокоп проснулся просто, без охов, вздохов, перекатился, чтобы свесить ножки, сел, уставился на меня и сказал:

— …Только ничего у вас не выйдет!

Он знал, что в этом мире всё должно оставаться так, как было».

Д. Гранин. Всё было не совсем так

«Все было предопределено. Лава клокотала и вырвалась наружу. Против Прокофьева выступила не только беспартийная Н. Долинина, но и член партии, фронтовик М. Панич. Литераторы пришли, чтобы показательно завалить своего лидера…