«За годы пребывания в партии (а вступил я в партию в 1942 году на фронте) я привык к тому, что мое мнение ничего не значит для вышестоящих и вышесидящих. Мой голос никогда не влиял на выбор секретаря райкома, тем более обкома партии, никто из партийных начальников от меня, рядового члена партии, не зависел. Их судьбы, их решения, их репутации — все определялось сверху, потому и смотрели они туда, вверх, а не на нас, бесполезных для них людей. Я к этому привык, так же как и все вокруг меня, другого порядка мы не знали.
Впервые на XIX партконференции я обнаружил, что могу решать, могу проголосовать «за» или «против», от этого многое в нашей жизни определится, значит, надо думать. Надо быть политиком, мы становимся политиками.
<…>
Когда меня спрашивают, почему я верю в перестройку, я говорю не о том, что у нас нет иной альтернативы. Кто ее знает, может, где-то она и есть: иные темпы, иная решимость? Нет, для меня перестройка, демократия, намеченные реформы имеют одно решающее качество — они возвращают нас к здравому смыслу. В этом их отличие от всего того, что было. Они ставят с головы на ноги, они убирают абсурдность нашей жизни. Разве не абсурдно было, когда предприятия работали не на потребителя, а на министерства. Когда руководителя колхоза, совхоза не радует хороший урожай, не радует хорошая погода. Когда лучше запахать неубранные помидоры или огурцы, чем раздать их людям. Когда в магазинах продавцы встречают нас не с радостью, а с досадой, так же как и врач в поликлинике, и администратор в гостинице. Потребитель, покупатель, пассажир просто никому не нужны. Не нужны его деньги. Он улыбается и кланяется, а не ему. Нигде его не ждут, никто ему не рад.
Перестройка — путь к здравому смыслу. Мы привыкли стоять на голове. Нам как-то странно видеть мир не перевернутым. Но зато, увидев его естественным, разумным, понятным каждому, мы никогда, что бы там ни было, не откажемся от этого видения».
«Где они, истинные виновники решения о вводе наших войск в Афганистан? Они укрыты упорным молчанием… Нет виноватых в трагедии Арала, в тяжелой судьбе каракалпакского народа. Безнаказанно прошла история с Байкалом. Министр Минводхоза, обласканный, благополучно ушел на пенсию, хотя его министерство причинило земле нашей бедствия, которые не причинял ни один преступник. Заводы искусственного белка привели к болезням и гибели детей в Киришах, пострадали от них и другие регионы. Министерство медбиопромышленности не желало считаться со здоровьем людей. Министерству, министру важно другое — план, поощрения. Ради этого можно пренебречь чем угодно. Простят так же, как ради валюты сейчас вырубают Карельский перешеек под Ленинградом лесозаготовители. Простят. Валюта нужна.
Министры не боятся ответственности перед народом. У нас начальство находится в мертвой зоне безнаказанности. Даже если забаллотирует Верховный Совет. Отставка, которая им грозит в худшем случае, всячески смягчена, украшена пенсионным почетом, личным покоем.
Ленинградцы мучаются от строительства дамбы, затеянной Г. В. Романовым вопреки всем протестам. И будут мучиться долго. Финский залив, устье Невы доведены до экологически угрожающего состояния. Виновник же этого кризиса благоденствует как ни в чем не бывало.
Никто не жаждет репрессий, новых процессов, но печально видеть, как укрепляются традиции безнаказанности».
«С одной стороны, гласность и демократия, все вздохнули свободнее — и это прекрасно, но, с другой стороны, моральная обстановка стала довольно тяжелой, мрачной, и, естественно, люди, особенно молодые, хотят ее как-то смягчить, разрядить…