Дань саламандре

Однако такая классификация демонстративно-условна, потому что она базируется на свойствах исключительно физического тела. Если же принять во внимание тела – как бы это помягче сказать – менее грубого порядка – эфирное, астральное, ментальное (я уж не заикаюсь про тело казуальное, буддхическое и атмическое), то... следует признать, что “все мы” (ха-ха: “мы”), будучи расклассифицированными в соответствии со своими энергоинформационными структурами, окажемся разбросанными “в очень широком диапазоне”, а именно: по совершенно разным Вселенным – притом таким, которые относятся к принципиально разным измерениям.

Ладно. Вернемся к нашим баранам, т. е. к человекам: людей, не видящих сны, я боюсь смертельно – а они смертельно боятся меня. Друг другу мы тайно враждебны, как сказал классик, имея в виду всего-то, господи боже мой, возню-грызню внутри богемно-пиитической корпорации.

К этому вопросу я предлагаю и другой подход. Люди делятся на тех, которые спят дома одетыми – и на тех, которые бодрствуют дома раздетыми (ну, не обязательно так уж нагишом, но в исподнем). Или сформулируем с более широким размахом: люди делятся на тех, которые спят, не раздеваясь, – и на тех, которые бодрствуют, не одеваясь. И первые мне глубоко противны, даже если они и видят сны, поскольку своим свинским заваливанием в ложе (в лужу!), не совлекши одежд, выказывают неуважение к инобытийной, энигматической природе сновидческого процесса. Ко вторым же отношусь я сама – поскольку явь презираю – она не стоит того, чтобы обряжать себя для нее даже в халат, тем паче, что явь – всего лишь перезарядка пленки в мгновенном “брейке” между прошлым и будущим сном. (А может быть, “явь” – это сон промежуточный. Скорее всего.)

Мне возразят, что существуют люди, которые для сна (для просмотра снов), священнодействуя, совлекают с себя одежды, а для службы (то есть офиса и геморроя), священнодействуя, одежды на себя навлекают. И таких, скажут мне, как раз большинство. Вот это большинство, на мой взгляд, и есть главный свинский контингент по определению – свинский арсенал и его обширный генетический ресурс, поскольку данный – безостановочный, бездумный, бессмысленный процесс (раздевание-одевание-раздевание-одевание-раздевание-одевание, etc.) – они, с тупым прилежанием, проделывают в довольно-таки ответственном промежутке – от матери-сырой-вагины до матери-сырой-могилы. Они проделывают этот ветхий, разящий трупным разложением ритуал послушно, словно марионетки в игровом автомате, – марионетки, пребывающие в бессменной летаргической спячке, при этом (NB!) считая сны сущими пустяками, а время для сна – “потерянным”, ведь в это же время “наяву” они могли бы заняться чем-нибудь “полезным”: например, заработком денег для одеваний-раздеваний.

Сведенборг бы их проклял, это сто пудов.

Обоюдоострая враждебность – сновидящих и сноневидящих (даже, что точнее, сноненавидящих) зиждется на куда более значимых расхождениях.

Для данной классификации у меня есть свой подход.

Первая группа сны действительно не видит. Бревном проваливается в ничто. (”Ничто” у них именно “ничто”, а не “Ничто”. Перефразируем – с точностью до наоборот – В. Ф. Х.: этих брёвнообразных так почему-то и тянет кануть не в Ночь, а в эту серенькую ночку.) И добро ещe, если бы они проваливались в ничтожное свое “ничто” от желания эскапнуться – или от воли к иному знанию (познанию того, что есть их “ничто”) – или от пытливого любопытства к небытию. Так нет же! Перефразируем Г. Р. Д.: бревно останется бревном, хоть ты осыпь его звездами.

Вторая группа что-то во сне видит, но (на этом «но» они подкатывают очи как бы в искренней резиньяции) ничего не помнит. А это ещe хуже! Зря потраченные художественные ресурсы (Того, Кто их дарует). Не в коня корм. Семя, упавшее в бесплодную почву. Зря Ванятке руки дали: он руками держит хрен.

Третья группа видит и слышит сумбур вместо музыки. Дребедень “с запросами” и с уклоном в кухонную премудрость. По раскрытию очей, представители этой группы немедленно берутся потрошить сонник, чем, конечно, не удовлетворяют потребностей своего дерзкого разума – и потому обзванивают знакомых с вопросом: вот что бы это значило? – на кошку пролился горячий чай, а в это время соседу, кажется, принесли повестку в суд. А знакомые им – встречный вопрос: а чай был индийский или цейлонский? А кошка – сиамская или так себе? А сосед – алкаш или алиментщик? иль обе благодати в одном?

И вот если овеществить эту разницу между одним человеком и другим, материализовать, так сказать, ее в системе грубых физических объектов, то мы увидим (наглядность – главный козырь неандертальцев), что два человека, сидящих рядом в метро, так же мало схожи между собой, как, скажем, ядерный гетерогенный реактор (на тепловых нейтронах) и маргаритка среднерусской полосы.