Дань псам. Том 1

Воркан, магистр Гильдии убийц – да, теперь он вспомнил. Раллик еле дотащил ее сюда, смертельно раненную, сам не понимая зачем. Не было другого убежища, кроме этого дома, выросшего из земли. Малазанцы называли его «азатом». И родился он из тиранова Финнэста. Раллик покосился на яггута.

– Стало быть, этот дом – твоя тюрьма.

Плечи гиганта поднялись и опустились с сухим хрустом.

– Есть такой недостаток, не отрицаю.

– Значит, с тех самых пор ты здесь. Один, взаперти и даже не покидаешь своих покоев. А в прихожей у тебя два полутрупа. Как долго, Рейст?

– Не меня надо спрашивать. Зачем солнце поднимается на небосклон, а затем снова скрывается за горизонтом? Зачем колокола создают иллюзию контроля над тем, что нельзя подчинить? Почему глупые смертные отмеряют отрезки до своей гибели, тратят жизнь на простые развлечения, продолжая упорно верить, что деяния имеют значение, что мироздание и боги в нем сидят и оценивают каждое решение, принятое или не принятое? Почему…

– Довольно, – оборвал его Раллик. Теперь он мог стоять ровно, опираясь только одной рукой о стену. – Я не спрашивал тебя почему или зачем, я спросил: как долго. Не можешь ответить, так и скажи.

– Не могу ответить. Однако должен опровергнуть одно предположение. Я был здесь не один, хотя сейчас так и есть – твое общество не в счет, ведь ты вскоре меня покинешь. Тот легион бесшабашных тупиц, которых ты называешь сородичами, без сомнения, обрадуется твоему возвращению. Твои кинжалы жаждут крови, а кошель – платы за отнятые жизни. И так будет снова и снова.

– Рейст, ты сказал, что был тут не один…

– Да-да, я опять отвлекся на рассуждения о человеческой бестолковости. Какое-то время здесь, говоря простым языком, ошивался Господин Колоды.

– А потом?

– Потом он ушел.

– Стало быть, Господин этот не узник.

– Нет. Как и тебе, ему совершенно плевать на мое жалкое существование. Итак, убийца, воспользуешься ли ты теперь своим правом?

– Каким еще правом?

– Уйти, чтобы больше не возвращаться. Оставить меня наедине с вечностью, в которой нет ничего, кроме паутины над кроватью, пустых шкафов, насмешливых завываний сквозняка и веток, изредка постукивающих в ставни. И еще вскриков, когда кого-то или что-то утягивают под землю корни во дворе. Итак, убийца, решай: готов ли ты бросить меня?

Раллик Ном удивленно посмотрел на яггута.

– Я и не подозревал, что мое бессознательное тело скрашивало твое одиночество.

– Подобная бесчувственность меня уже давно не удивляет.

– Но своим правом я воспользуюсь: уйду и оставлю тебя наедине с твоим миром.

– Неблагодарный.

Раллик накинул плащ и проверил снаряжение. На клинках запеклась кровь, но давно засохла и теперь осыпалась, как черный снег.

– Прости, Рейст. Спасибо, что пнул меня по голове.

– Не за что. А теперь поди прочь, ты меня утомил.

Дверь отворилась с громким стоном. Снаружи была ночь, но темноту успешно разгоняли – вверх, к небу – непокорные голубые огни Даруджистана. Где-то за стеной на улицах гремело пьяное веселье. Очередное празднество, очередное бессмысленное гуляние в знак победы над смертью.

Эта мысль всколыхнула душу Раллика Нома, прогнав остатки его долгого сна. Оглянувшись, он разглядел в дверном проеме вытянутый силуэт Рейста.

– И все же зачем ты меня разбудил?

Вместо ответа яггут сделал шаг вперед и грохнул дверью с такой силой, что птицы испуганной стаей взмыли в ночное небо.

Раллик повернулся. По бокам от дорожки в листве змеями извивались корни.

Еще раз проверив кинжалы, он поплотнее запахнул плащ и отправился заново открывать для себя родной город.

Итак, Даруджистан живет шумом и гомоном своих жителей. В угаре веселья несутся они вперед, не заботясь, что станет с ними в следующий миг или в следующем году. Газ вспыхивает голубым пламенем, акробаты и мимы крутятся в толпе, сотни тысяч музыкальных инструментов бьются насмерть на полях песенных сражений, а поскольку звук, если верить ученым, вечен и движется бесконечными волнами, которые не разбиваются ни о какой берег, ни во времени, ни в пространстве, то его течением можно измерять саму жизнь. А значит, и во времена прозрачной, голубой чистоты, и во времена, когда сгущаются тучи, слышен хор, что поет о… гостях и мирах, бессмертных, словно сон.

На вершине одной из башен бастиона стоит женщина во всем черном. Холодным, как у ящера, взглядом она смотрит на простирающиеся внизу крыши, искрящиеся и дымящиеся трубы Гадробийского квартала. Мысли ее, впрочем, далеко – далеко в будущем.

На улице рядом от поместья Колла замер мужчина в плаще, врос в землю, будто камень, а вокруг шумит празднество. Да, видимо, идея открытого возвращения не столь мудра, как казалось на первый взгляд. Так же думал и другой мужчина – помоложе, но с похожей твердостью в глазах, – направляясь к таверне «Феникс».

Далеко от него, в портовом районе, кузнец, его недалекий слуга и женщина, чьи роскошные формы приковывают множество взглядов, идут по гадробийскому ночному базару, и лица их выражают радость и удивление, доступные только приезжим, которые впервые попали в один из величайших городов мира.