Лазейки не оказалось, зато обнаружилась садовая стремянка, в раздвинутом виде стоявшая перед наполовину подстриженной живой тисовой изгородью. Лапинский подхватил ее и передвинул через ограду, снаружи ее принял Кольцов, который через несколько секунд сам уже оказался на стене и, подтянув за собой стремянку, с удобством спустился по ее перекладинам в сад. Теперь под прикрытием длинных, идущих параллельными рядами живых изгородей, два друга подобрались к дворцу, просторная терраса которого широкими уступами полого нисходила в сад. Они спрятались за боскетом красных роз, метрах приблизительно в пятидесяти от нее.
На террасе между аляповатыми, безвкусными статуями Венеры и бога любви помещался небольшой столик, сервированный на одну персону, а перед ним обитое бархатом кресло с подлокотниками и скамеечка для ног из аналогичного материала.
Ждать долго не пришлось. Вот появился слуга в расшитой ливрее французского покроя, несущий шоколад на серебряном подносе, тогда как второй широко распахнул двустворчатые двери.
Из дворца быстрым шагом вышла дама с гордой, повелительной осанкой. На основании описания невест в каталоге своего товарища Кольцов без сомнений понял, что перед ним была княгиня Людмила Меншикова, однако живое воплощение произвело совершенно иное впечатление, чем мертвое слово.
В первую секунду Кольцов был поражен цветущим видом величественной фигуры, тонкими чертами одухотворенного лица и большими, лучезарно-черными глазами прекрасной амазонки, во вторую – ослеплен, а в третью он влюбился до беспамятства. Темные, только слегка припудренные волосы княгини стягивала в узел ярко-алая лента, поверх белоснежного неглиже из воздушных кружев на ней была надета красная атласная шубка, щедро отороченная горностаевым мехом: по тогдашней моде она сильно сужалась в талии и потом растекалась книзу обилием складок, переходя в довольно длинный шлейф. Даже не подозревая, что за ней наблюдают, она вела себя за завтраком с кокетливой элегантностью дамы рококо, и молодой подпоручик Преображенской гвардии еле сдерживался от желания отбросить в сторону всякую субординацию и броситься к ногам обольстительного майора Симбирского полка.
– Ну, как тебе нравится твоя избранница? – шепотом спросил Лапинский.
– Ты притащил меня сюда, – со вздохом ответил Кольцов, – только чтобы сделать еще несчастнее. Как я могу хоть на миг надеяться назвать своей эту великолепную женщину, это божество, откуда мне набраться смелости, приблизиться к ней или, тем более, добиваться ее руки.
– Очень хорошо, замечательно, – чуть слышно констатировал его товарищ, – ты влюбился по уши, да, ты весь буквально пылаешь, как я посмотрю. Все складывается как нельзя лучше…
– То есть?
– Позволь только мне прибегнуть к некоторым уловкам.
– Что ты задумал?
– Ты должен объясниться ей в любви, – продолжал Лапинский.
– Да, но как же мне это сделать? – довольно растерянно спросил Кольцов. – Не могу же я прямо здесь…
– Я совершенно не это имею в виду, – возразил Лапинский.
Между тем многочисленные птицы, привлеченные шумом на террасе и видом княгини, слетелись к столу с крыши дворца и близлежащих зарослей, разноголосая стая воробьев, зябликов, чижей и щеглов сгрудилась вокруг красивой женщины, которая принялась отщипывать хлеб и бросать крошки гомонящим и ссорящимся друг с дружкой маленьким попрошайкам.
– Довольно, этак ты никогда не налюбуешься, – продолжал Лапинский, – настолько сейчас пленительна эта идиллия. Итак, уходим, у меня созрел один план, ты еще сегодня должен свести знакомство с гордой красавицей. Да что я говорю, сегодня! Немедленно!
С этими словами оба офицера покинули свое укрытие и парк той же дорогой, что и проникли сюда.
После завтрака княгиня Людмила Меншикова имела обыкновение часок покататься по городу, потом, как правило, заслушивала батальонный рапорт в казарме своего полка и улаживала насущные вопросы по службе.
На сей раз одновременно с ее экипажем на месте были и оба наших подпоручика, до времени ограничившиеся тем, что с приличного расстояния вели наблюдение за дворцом и транспортным средством. Изготовленная в стиле рококо карета княгини представляла собой одну из тех громоздких боевых машин, посредством которых стремящиеся к завоеваниям дамы тех дней продвигались к победе: на четырех высоких колесах размещался четырехугольный позолоченный сундук со стеклянными стенками, позволяющими отчетливо видеть со всех сторон сидящую в нем даму. Огромный толстенный кучер в красной ливрее, с огромной толстенной косою и в белом шейном платке, точно исполинский мотылек сидевшем под его подбородком, с исключительным достоинством держал вожжи красивых лошадей голштинской породы.