Дамнат

Он подполз к шаману, схватил его за ворот шубы и потащил в дольмен. Положил на камень посередине. Бледный лик мертвеца, покрытый инеем, смотрел осуждающе.

Затем отшельник вынул нож и обнажил запястье.

— Довольно с меня, — тихо произнес он.

И в тот момент, когда ледяное лезвие коснулось его кожи, нож выпал из рук и Иван провалился в забытье.

— Смотри, Ансталлаи! — воскликнула она. — Это же баргу́тэ!

Процессия остановилась. Колыхнулось полотнище со знаком сущего, того, кто вечно прядет. Ансталлаи — высокий, величественный, в белых одеждах — посмотрел на небо. Следом обратили взоры ввысь остальные — призрачные в таких же белых накидках, в высоченных куполообразных деревянных колпаках посреди поросшей мелкой травой долины. Со всех сторон их окружали неприступные горы, роняющие со своих необъятных склонов мшистые валуны, что лежали всюду в беспорядке.

Небо было кристально чистым и там парил беркут.

— Хороший знак, — сказал Ансталлаи торжественным напевным голосом. Она всегда вздрагивала, когда слышала этот глубокий и чарующий голос. — Баргутэ — птица из легенд. Священная птица. Это сакральное имя возвеличит его. Хороший знак.

— Воистину, — хором отозвались остальные.

— Да, мой муж, — сказала она, поцеловав младенца. — Воистину, Иола́риё принесет нам славу. Он станет достойным тебя, мой муж.

— Я очень надеюсь, — ответил он и редкая улыбка осветила его суровое идеальное чело. — Очень надеюсь, что… вещающий ошибся.

— Вещающий очень стар, мой муж, — сказала она, убаюкивая захныкавшего ребенка. — Он помнит еще землю предков. Он ошибся. И сущий благоволит нам — вот знак.

Беркут парил на немыслимой высоте, выискивая добычу.

— Тот, кто вечно прядет, — все так же призрачно произнесли верные, протянув руки небу. — Да благословен он будет. Вот знак!

— Воистину, — печально сказал Ансталлаи, легонько погладив щечку сына. — Да сбудется.

Иван поскользнулся и упал. Он находился посреди озера. Буря стихла и небо очистилось, явив звезды. Отчего-то Ивану стало даже жарко. Почему он не замерз, в своем безумии, в центре стихии? Что-то подсказывало, что отныне ему всё нипочем.

Медленно и как-то нехотя приходило понимание, что он не один в себе самом.

«Я не просто человек, — думал он. — Ведь это все меняет. Как же я забыл! Я — дамнат. Мне всего лишь надо… вспомнить»

Подо льдом сгущался мрак. И оттуда на него смотрело лицо. Размывающиеся, еле различимые черты некоего древнего воина.

Иван поднялся и поплелся в пещеру. Великий охотник умер. Охотник был ничтожен по сравнению с ним. Ахан теперь — груда камней.

«Хватит сходить с ума. Я должен собраться и понять. Понять. И вспомнить»

Иван лелеял огонь. Подставлял ладони, прислушивался к его потрескиванию. Огонь успокаивал. Когда ты один во мраке, и лица твоего касается тепло костра, кажется, что ты спасен.

Но он — дамнат — и есть тьма и холод. Спасен ли он?

К отшельнику приходило понимание, что здешняя магия ушла, уступив место ему. Оставалось только понять, что он такое. Как-то смешно осознавать, что ты — вселенское зло.

Зла нет, вспомнил он чьи-то слова.

— Если бы я мог понять, кто я! — обхватив голову руками, простонал Иван.

Чтобы вспомнить, надо понять, человече. Перед ним на какое-то мгновение возник облик монаха. Широкоплечий, волосы с проседью, во взгляде — печаль, мудрость и поиск.

Иван вскочил.

— Зачем ты привел меня сюда? — крикнул он в пустоту. Зажмурился, потер переносицу, пытаясь выудить из глубин памяти события прошлого. — Я должен найти тебя! Как же тебя звали…