Дамнат

— А ты говоришь, Живорь отработан, — сказала Лив. — Какой же ты чумазый, — добавила она, пригладив спутанные волосы.

— Огонь, — повторил он, посмотрев на Лив и смахнув соплю.

Тынгет молчала. Кажется, она замечталась. Почти вся грязь сошла с лица. Лив впервые более-менее разглядела ведьму и поразилась.

В Тынгет было что-то неземное. Красота ее, не скрываемая даже тонким слоем пыли, завораживала, увлекала. Потрясала. Глядя на нее, Лив пыталась подобрать слова, но не находила их. В ведьме волшебным образом переплелись звериные и человеческие черты, родив лик, который притягивал взор так, что от него трудно было оторваться.

— Тынгет… — ошеломленно прошептала Лив.

— Огонь… — сказал, разинув рот, Живорь.

Ведьма вздрогнула, метнула на них полный ужаса взгляд, закрыла лицо руками, и опрометью выбежала из хижины. Хлопнула покосившаяся дверь.

— Тынгет! Постой!

Лив побежала за ней.

— Тынгет!

Стоя на коленях у воды, ведьма спешно размазывала грязь по лицу. Лив с Живорем, держась за руки, подошли к ней.

— Тынгет! — Рука Лив замерла у ее плеча.

— Уйдите!

— Ты плачешь?

— Уйдите, прошу.

Ярко светила луна. Тынгет глядела на свое перемазанное отражение. С лица в воду капала жидкая грязь.

— Тынгет? — произнесла Лив и обняла ее. К ним присоединился и Живорь. — Не бойся меня, Тынгет…

Так они и сидели, обнявшись. И болото дышало и перерождалось, даруя им такое зыбкое, неуловимое и исчезающее ощущение свободы.

А позади незаметно наблюдал за ними престарелый монах, опираясь на посох Богохульника.

Ранее утро. Рождающееся солнце слепит глаза. Тихое озеро. Старый причудливо изогнутый вяз у самой воды. Петляющая тропинка, ведущая к берегу. И там несколько валунов, сложенных полукругом. «Хорошее утро», — подумал Беркут, но тут же нахмурился. Двенадцать человек в сухом остатке. Половина — старики и старухи. Мало.

— Что тут было? — спросил Иван, прислушиваясь к биению магии. Где-то там, глубоко в воде — источник.

— Достоверно незнамо, владыка, — согнувшись так низко, что голова едва не касалась земли, ответил Мирту. — Сказывают, капище болотников было когда-то. Оне дикий народ были. Сгинули уж давно. Только камни и остались.

— Это достаточно мощный источник, — задумчиво произнес Беркут. — Плохо дело…

— Что вы сказали, владыка?

Беркут посмотрел на старика. Тот всеми силами пытался быть полезен. Заискивал, лебезил, крутился под ногами.

— Зачем ты мне, старик?

Мирту побелел.

— Да я… Это ж…

— Докажи, что ты мой слуга.

— Всегда, владыка, всегда!

— Убей их!

— Кого? — переспросил трясущимися губами Мирту.

— Вот этих. Самых старых. Димитр! Подведи их! Вот — пять человек. Ну как?

— Э-э… да разве ж…

Беркут спокойно, царственно притянул Мирту к себе и посмотрел в глаза.

— Докажи, что ты мне нужен. Ну?

У старика на лбу проступил пот.

— Ты не дурак, Мирту. Ты понимаешь, что я не какой-то там Бруд. И они, — Беркут указал на Димитра с Адрианом, — не крепча.

Мирту сглотнул комок в горле и кивнул.

— Димитр, дай ему нож. — Старик продолжал кивать, видимо от шока плохо соображая. Димитр с презрительной ухмылкой вложил ему в ладонь маленький тонкий кинжал. — Иди к воде. Надо будет поставить жертву на колени, и вскрыть горло так, чтобы кровь попала в воду. Понял? Режь хорошенько. Одну руку кладешь на затылок, другой режешь. Кровь льется, ты ждешь, пока не наступит смерть, затем сталкиваешь труп в воду, идешь за следующим. Понятно? Они сопротивляться не будут. Но учти: плакать и молить — будут. И даже очень.

— Нет! — закричал Мирту, упав на колени, залившись слезами и обхватив его за ноги. — Нет! Пощади, владыка! Я не могу! Я не могу, о великий! Нет!

— Не можешь? Скольких ты отправил на заклание той вашей ведьме, а? Как просто убивать чужими руками. А свои собственные обагрить кровью?

— Пощади! Я не могу, я не могу…

Беркут ногой отпихнул Мирту.

— Начинайте, — сказал он. — И этого прихватите. Достаточно он покоптил небеса.

Стенания, мольбы, крики, хрипы. Димитр с Адрианом быстро расправились со стариками. И громче всех кричал Мирту.

Беркут смотрел, как их порченная кровь растворяется в воде колдовского озера, как тела колышутся на мелководье и чувствовал, как через него начинает течь магия. В глазах потемнело. Тело стало вдруг таким чувствительным. К ветерку, к косым прохладным лучам, пробивавшимся через лесок на противоположном берегу. К шепоткам обреченных на заклание, к шуму природы. Беркут пошатнулся, но силой воли взял себя в руки. Заболела голова. Кажется все жилы готовы лопнуть от напряжения.

— Димитр, Адриан, — хрипло сказал он. — Остальных — сюда!

Оставшиеся — пять баб и паренек с глуповатым видом, толкаясь, плача и молясь сгруппировались перед ним. Все избегали смотреть на него. Все, кроме паренька. Он пялился на Беркута с самым невинным видом. В какой-то миг он вдруг увидел в нем… себя. Нет, не себя. Ивана. Дурачка, что бесцельно бродил по необъятному храму. Дурачка, тридцать лет хранившего его, Иолариё, мечтательного кудха, всего лишь желавшего изменить мир к лучшему.

— Этого, — Беркут указал на парня, — в сторону. Пусть живет, пока.