Дамба

Губы. Только губы соединяли его с жизнью, губы, судорожно сжимающие пластмассовый мундштук. Несколько раз пластиковая штуковина чуть не выскользнула изо рта. Упорно возникала картинка: Чалми с ее четырьмя намертво присосавшимися щенками. Даже когда собака вставала, щенки не хотели отпускать соски и висели, удерживаемые силой вакуума. Надолго, правда, не хватало, несколько секунд парили в воздухе, а потом с писком шлепались, как созревшие груши, в корзину.

Вокруг царила полная, неправдоподобная тишина. Нет, не полная. Полная была бы, если бы он уже умер. Но он не умер. Время от времени слышалось шумное бульканье выдыхаемого через нос воздуха. Так и надо: вдыхать через трубку, выдыхать в воду через нос. Тогда кислород не смешивается с углекислой отравой отработанного воздуха. И, главное, ни одного лишнего движения… какое там лишнего, вообще ни одного, ни малейшего. Сохранить тепло как можно дольше. Между кожей и одеждой – тонкий слой согретой температурой его тела воды, но при каждом движении эта пленка размывалась и становилась холоднее.

Надо все время быть начеку, стоит шлангу наклониться, и в него тут же попадает вода. Одной рукой удерживать примыкающую к мундштуку часть, другой стараться придать шлангу более или менее вертикальное положение. Вроде бы стало темнее… или показалось? Неужели вода опять прибывает? Тогда ему конец. Тогда через несколько минут он захлебнется и перестанет существовать.

И по силам ли ему такая задача? Что он хочет – посоперничать в терпении и выносливости с вечной и неживой природой?

Только бы не эта боль! – мысленно взмолился он в который раз и мысленно же вслушался в эту мольбу. Только бы не эта боль. Челюсти сведены судорогой, держать мундштук все труднее и труднее. Зубы начали выбивать дробь, тело сотрясал озноб… и в конце этой пытки мундштук выскользнул изо рта, как сосок из крошечной пасти новорожденного щенка.

Последнее, что он сделал, – схватился за руль. Сел в кресло, инстинктивно нащупал педали газа и сцепления. Почему-то это принесло облегчение. Ему представилось сытое урчание стартера, ровный и мощный гул безотказно заведшегося двигателя. Последняя поездка… и, конечно же, лимузин сдвинулся с места. Кто бы сомневался! Он и “сааб”, “сааб” и он, Адольф Павваль, – единое целое. Как всегда. Их уже не разделить. Сердце – могучий турбодвигатель, клапаны сердца – клапаны мотора, вместо крови – бензин, вместо лба – отлитое по спецзаказу ветровое стекло. Долой мутную жижу за окном, долой непроглядную тьму – к свету. Могучий снаряд, летящий к сияющему лику Бога. Он почувствовал это с каждым мигом усиливающееся сияние, почувствовал приближающуюся неземную красоту и вечный, обволакивающий покой.

Но инстинкт оказался сильнее. Адольф отпустил руль и задергался в поисках мундштука – тот куда-то ускользнул. Нашел, лихорадочно сунул в щель потолочного люка и попытался продуть.

Ничего не вышло, в легких просто-напросто не оказалось достаточно воздуха. Как мог, преодолевая сопротивление воды, ударил себя кулаком в грудь. По-видимому, где-то там, в путанице бронхов и альвеол, все же оставался пусть небольшой, но все же резерв воздуха. Он выдул из шланга остатки воды и жадно, с протяжным хрипом, вдохнул живительный кислород.

Приступ паники удалось унять не сразу. Вдох ртом, выдох в воду, носом. Вдох ртом, выдох носом.

Стало светлее… или показалось?

И опять судорога свела челюсти, и опять он выронил мундштук, и опять чудовищным усилием воли поймал, стиснул зубами.

Вдох ртом, выдох носом.

Нет… ему не уцелеть. Он физически ощущал, как кровь замедляет бег по сосудам, и больше всего ему хотелось спать.

Хватит…

Нет. Еще несколько секунд. И еще, и еще. Секунды тоже становились длиннее и невыносимее.

Время остановилось.

Он открыл глаза, посмотрел на боковое стекло и не поверил глазам.

Он увидел линию. Плавно изгибающуюся линию.

Глава 46

Она нашла палку. Лежала в канаве, деревянная, занозистая, посеревшая от старости. Метра полтора, заостренный конец темный от гнили. И выцветшая надпись черной тушью: PL 763-E. Землемерная вешка, торчала в углу какого-нибудь дачного участка.

А теперь постукивала по асфальту, как твердый каблучок-шпилька, и София Пеллебру опиралась на импровизированный костыль, морщась от боли в правом колене. Что ж… и на том спасибо: с палкой длина шага увеличилась сантиметров на пятнадцать. Все равно очень медленно, как муха в киселе, но все-таки приближалась к цели.

За поворотом увидела – что-то лежит на асфальте, сначала показалось, сбитый олень. Но нет, всего лишь автомобильная покрышка. А чуть подальше сугробы стеклянных осколков, хаотичное нагромождение сверкающего разноцветным лаком металла. Пять изуродованных легковых машин. Наверняка столкновение произошло на большой скорости, невозможно понять, где кончается один разбитый автомобиль и где начинается другой. И ни одного человека. Тишина. Открытые и отломанные дверцы… правда, вон там, на разбитом стекле, брызги крови.