– Вам понадобилось для этого немало времени, — заметил Рультабий. — Вы очень стесняли нас в ту ночь, мой друг. Когда вы появились во дворе Карла Смелого, Дарзак как раз провожал меня к колодцу. Я едва успел захлопнуть за собой крышку, в то время как Дарзак убегал к Новому замку… Но, когда вы легли после испытания крепости бороды Дарзака, мы снова с ним увиделись, не понимая, как нам поступить. Если бы вы случайно заговорили об этом приключении на следующее утро с другим Дарзаком, все было бы потеряно. И тем не менее я не хотел уступать Дарзаку, который предлагал пойти немедленно к вам и рассказать всю правду. Я боялся, что вы не сумеете скрывать ее в течение следующего дня. У вас немного несдержанный характер, Сенклер, и всякое зло вызывает в вас обоснованное негодование, которое, однако, могло в этот раз сильно нам навредить. И потом, Ларсан так хитер!.. Вот я и решил нанести свой удар, не предупреждая вас. Я должен был вернуться в замок лишь на следующее утро, а между тем необходимо было устроить так, чтобы вы не встретились с Дарзаком. Поэтому-то я и послал вас в такую рань собирать для меня моллюсков!
– О! Я понимаю!..
– Вы должны все понять, Сенклер. Я надеюсь, что вы не сердитесь на меня за эту просьбу, которая позволила вам провести чудные полчаса в обществе госпожи Эдит…
– Кстати, о госпоже Эдит: для чего вам понадобилось выводить меня из себя? — спросил я.
– Чтобы иметь повод поссориться с вами и помешать вам заговаривать со мной и Дарзаком! Повторяю вам, что я не хотел, чтобы после своего ночного приключения вы разговаривали с ним!.. Я думал, что вы продолжаете понимать меня, Сенклер.
– Я продолжаю, мой друг…
– Поздравляю вас…
– Однако, — вскрикнул я, — есть еще одна вещь, мне непонятная!.. Смерть Бернье!.. Что было причиной его смерти?..
– Трость! — мрачно ответил Рультабий. — Эта проклятая трость!
– Я думал, что смерть последовала от «самого древнего топора»…
– И от того, и от другого: и от трости, и от топора… Но смерть была предрешена тростью, топор же явился исполнителем…
Я смотрел на Рультабия, спрашивая себя, не лишился ли он рассудка.
– Вы, между прочим, так и не поняли, Сенклер, почему на следующий день, как мне все уже стало ясно, я ронял трость Артура Ранса в присутствии Дарзака. Я надеялся, что он поднимет ее. Вы помните, Сенклер, трость Ларсана с рукояткой в виде вороньего клюва и тот жест, которым он вертел эту трость в Гландье!.. У него была совершенно своеобразная манера держать трость… мне хотелось видеть… видеть в руках у этого Дарзака трость с рукояткой в виде вороньего клюва!.. Мой расчет был безошибочен!.. Но мне хотелось видеть собственными глазами… и эта навязчивая мысль преследовала меня весь следующий день, даже после посещения мною сумасшедшего дома!.. Даже после того, как я обнял настоящего Дарзака, мне все-таки хотелось видеть лже-Дарзака воспроизводящим движение Ларсана!.. Ах! Увидеть, как он замахивается тростью, забыв на секунду свое притворство, выпрямив свой стан, свои искусственно согнутые плечи… Ударьте же! Ударьте же по гербу семейства Мортола!.. Размахнитесь хорошенько, мой дорогой, мой милый Дарзак!.. И он размахнулся!.. И выпрямился во весь свой рост! И я увидел!.. Другой тоже увидел и умер от этого… Несчастный Бернье был так поражен, что покачнулся и упал столь неудачно на «самый древний топор», что заплатил за это жизнью!.. Очевидно, он подобрал топор, выпавший из кармана старого Боба, и нес его в кабинет профессора, в Круглую башню… Он умер, увидев внезапно жест Ларсана!.. Увидев самого Ларсана во весь его рост, с его широким размахом!.. Во всяком сражении, Сенклер, бывают невинные жертвы…
Мы помолчали. Затем я не смог удержаться и сказал Рультабию, что я обижен на него за недостаток доверия ко мне. Я не мог простить ему то, что он держал меня, как и всех, в заблуждении относительно старого Боба.
Он улыбнулся.