Дама в черном

Мне хотелось увидеть… До последней минуты… я хочу видеть, хочу узнать… Слишком многое осталось необъясненным!.. Мне известна только самая важная часть правды, но я не знаю еще всего, или, вернее, мне не хватает чего-то, что объяснило бы мне всю правду…

Я вышел из Квадратной башни и направился в свою комнату в Новом замке. Там я встал у окна, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь мрак, окутывавший море. Ничего. Я напрягал свой слух, но не мог даже расслышать плеска весел по воде.

Вдруг… далеко… очень далеко… во всяком случае мне показалось, что это происходило очень далеко, там, где горизонт сливается с морем, в узкой красной полосе, оставшейся единственным воспоминанием о солнце… В эту узкую красную полосу вступило что-то темное и маленькое. Это была тень лодки, скользившей по воде; вот она остановилась, и в ней поднялась тень Рультабия. Я рассмотрел, я узнал его, как если бы он стоял в десяти метрах от меня… Малейшие его движения вырисовывались фантастически отчетливо на фоне красной полосы… О! Это продолжалось недолго! Он наклонился и сейчас же выпрямился, подняв что-то тяжелое, слившееся с ним в одну темную массу… затем это тяжелое отделилось от него, скользнуло вниз. Тень человека нагнулась над бортом, застыв на несколько мгновений в этой позе, а потом слилась с корпусом лодки, которая снова заскользила по поверхности, пока не вышла из красной полосы. Потом исчезла и красная полоса…

Рультабий доверил труп Ларсана волнам залива Геркулес…

Эпилог

Ницца… Канны… Сен-Рафаэль… Тулон!.. Я без сожаления оглядываюсь на этапы своего недавнего путешествия… Я спешу поскорее покинуть юг, вернуться в Париж, окунуться опять в дела… а также… главным образом, спешу остаться наедине с Рультабием, который сидит тут же, в двух шагах от меня, вместе с дамой в черном. До последней минуты, то есть до Марселя, где они должны расстаться, я не хочу мешать своим присутствием их нежным или безутешным признаниям, планам на будущее, прощальным пожеланиям. Несмотря на все мольбы Матильды, Рультабий пожелал вернуться в Париж, к своим обязанностям. У него хватило твердости духа, чтобы оставить супругов наедине. Дама в черном не в силах противиться Рультабию; условия диктует он… Он хочет, чтобы господин Дарзак продолжал с женой свадебное путешествие, будто ничего необыкновенного не произошло в Красных Скалах. Начал это счастливое путешествие один Дарзак, а окончит его другой, но в глазах всего света Дарзак останется все тем же мужем Матильды. Гражданский закон соединяет их — они муж и жена. Что касается закона церковного, то в Риме, перед престолом папы, они найдут способы урегулировать свое положение и успокоить терзания совести. Пусть счастье сопутствует им! Они его заслужили!..

Никто, быть может, и не подозревал бы об ужасной трагедии, разыгравшейся вокруг лишнего трупа в форте Геркулес, если бы мы не нашли нужным после долгих лет молчания довести до сведения публики таинственные происшествия в Красных Скалах, подобно тому как перед этим я счел себя вынужденным приподнять завесу над драмой в Гландье. Виной тому Бриньоль, которому известно очень многое; пользуясь этим, он намеревался шантажировать нас из Америки, куда скрылся после описанных мною происшествий, угрожая нам ужасными разоблачениями. Ввиду того что профессор Станжерсон отошел в небытие, где согласно его теории все ежеминутно гибнет для того, чтобы возродиться вновь, мы решили опередить Бриньоля и рассказать всю правду.

Бриньоль! Какую же роль он сыграл в этом ужасном деле? Я снова и снова задавал себе этот вопрос, сидя на другой день после финала драмы в поезде на Париж, в двух шагах от дамы в черном и Рультабия, которые со слезами обнимались в соседнем купе. И сколько других вопросов теснилось в моей голове!.. Одно слово, одна фраза Рультабия объяснили бы мне все… но, разумеется, он забыл обо мне со вчерашнего дня… Со вчерашнего дня они не расставались с дамой в черном…

С профессором Станжерсоном мы простились в Волчице… Робер Дарзак сейчас же уехал в Бордигеру, где его должна была нагнать Матильда… Артур Ранс и Эдит проводили нас на вокзал. Эдит не выказала никакого сожаления по случаю моего отъезда.

Я приписал ее холодность встрече с князем Галичем, присоединившимся к нам на перроне. Она сообщила ему о том, что состояние старого Боба улучшилось, а на меня больше не обращала внимания. Меня это глубоко огорчило. Тут я должен сделать читателю одно признание. Я никогда не стал бы рассказывать ему о своих чувствах к Эдит, если бы через несколько лет после смерти мистера Артура Ранса, сопровождавшейся чрезвычайно трагическими обстоятельствами, о которых мне, быть может, придется поведать в другом месте, я не женился бы на романтичной и грозной Эдит…

Итак, мы подъехали к Марселю… Марсель!.. Расставание было ужасным. Мать и сын ничего не сказали друг другу. И когда поезд тронулся, она осталась на платформе, обездвиженная, с бессильно повисшими руками, в своей темной вуали, как воплощение скорби и страдания. Плечи Рультабия вздрагивали от судорожных рыданий…