Дама в черном

Рультабий с минуту смотрит на окровавленный череп, затем берет его в руки и погружает свой взгляд в глубокие впадины пустых глазниц. Потом он поднимает череп на вытянутых руках и рассматривает его с непонятным вниманием, потом поворачивает в профиль, потом передает его мне, и я, в свою очередь, поднимаю его над головой, как самую драгоценную ношу, а Рультабий в это же время поднимает лампу.

Вдруг одна мысль пронзает мой мозг. Я швыряю череп на стол и выбегаю во двор, к колодцу. Здесь я обнаруживаю, что железные полосы на крышке колодца по-прежнему удерживают ее на месте. Если бы кто-нибудь сбежал через колодец, или бросился, или упал в него, полосы были бы сдвинуты с места. Я возвращаюсь еще более обеспокоенный, чем прежде.

– Рультабий! Рультабий! Старому Бобу остается один только выход — через мешок!

Я повторил эту фразу, но репортер меня не слушал, увлеченный занятием, смысл которого я не в силах был разгадать. Как в столь трагическую минуту, когда мы ждали только Дарзака, чтобы замкнуть круг, в котором оказался «лишний» труп, когда в Старой башне, рядом с нами, дама в черном, как леди Макбет, старалась смыть со своих рук следы ужасного преступления, как мог Рультабий забавляться рисованием с помощью линейки, циркуля и угольника? Да, он уселся в кресло геолога, придвинул к себе чертежную доску Робера Дарзака и чертил план, спокойно, убийственно спокойно, как самый обыкновенный усидчивый чертежник.

Установив на бумаге одну ножку циркуля, он описал другой окружность, которая должна была представлять собой пространство, занятое башней Карла Смелого, как на плане, сделанном Дарзаком. Старательно проведя еще несколько линий, молодой человек обмакнул кисточку в блюдечко, наполовину наполненное краской, которую использовал Дарзак, и тщательно закрасил все пространство внутри окружности.

Он исполнял свою работу со всей возможной тщательностью, стараясь равномерно размазать краску по всему пространству, наклонял голову направо и налево и даже прищелкивал слегка языком, как прилежный школьник. Затем он точно застыл на месте. Я что-то ему говорил, но он продолжал хранить молчание, не спуская глаз с чертежа и наблюдая, как высыхает краска. Внезапно рот его искривился — он издал возглас невыразимого ужаса. Я не узнал его лица, принявшего безумное выражение. Он так стремительно обернулся в мою сторону, что опрокинул широкое кресло.

– Сенклер! Сенклер! Посмотрите на красную краску… Посмотрите на нее!

Я наклонился над чертежом, испуганный его вскриком, но не увидал ничего.

– Красная краска! Красная краска!.. — продолжал стонать он.

У него был полубезумный взгляд, словно он присутствовал при какой-то ужасной сцене. Я спросил его:

– Да в чем дело?

– Что?.. Как в чем дело? Разве вы не видите, что она уже высохла! Разве вы не видите, что это кровь!..

Нет, этого я не видел. Я был уверен, что это не кровь, а самая обыкновенная красная краска. В такую минуту я не рискнул противоречить Рультабию и сделал вид, что чрезвычайно заинтересован его предположением.

– Чья же это кровь? — спросил я. — Вы знаете, чья это кровь?.. Кровь Ларсана?..

– О! О! — протянул он. — Кровь Ларсана!.. Кто знает, какая кровь у Ларсана?.. Кто видел когда-нибудь, какого она цвета? Чтобы узнать цвет крови Ларсана, нужно вскрыть мои вены, Сенклер! Это единственный способ!..

Я был совершенно сбит с толку.

– Мой отец не так-то легко расстается со своей кровью!..

Опять он заговорил с этой отчаянной гордостью о своем отце… «Когда мой отец надевает парик, этого не видно!» «Мой отец не так-то легко расстается со своей кровью!»

– Однако руки Бернье были выпачканы ею так же, как и руки дамы в черном, вы сами видели это!..

– Да-да!.. Так говорят!.. Так говорят!.. Но моего отца нельзя убить так просто!..

Рультабий все еще казался сильно взволнованным и не спускал глаз с аккуратного чертежа. Внезапно с глухим рыданием в голосе он простонал:

– Боже мой! Боже мой! Сжалься над нами! Это было бы слишком ужасно!.. Моя мать не заслужила этого! И я также! И никто!..

Крупная слеза, скатившись по его щеке, упала в блюдечко с краской. Тогда он взял его дрожащими руками и с бесконечными предосторожностями перенес в маленький шкафчик, где и запер на ключ.

Затем он взял меня за руку и потащил к двери, в то время как я молча смотрел на него, спрашивая себя, не сошел ли он с ума.

– Идем!.. Идем! — говорил он. — Настал момент, Сенклер! Мы не должны больше отступать ни перед чем… Дама в черном все нам расскажет… Все, что касается мешка… Ах, если бы Дарзак мог вернуться сейчас же… сейчас же… Правда, я не могу больше ждать!..

Ждать? Чего ждать? И почему он так испугался? Какая мысль душила его? Почему он опять начал нервно стучать зубами?..

Я не мог удержаться, чтобы снова не спросить:

– Что вас так страшит? Разве Ларсан не умер?..

И тогда он повторил, нервно сжимая мою руку:

– Я же вам говорю, что его смерть страшит меня больше, чем жизнь!..