– Да, простите, – скромно сказала я. – Я из Шотландии.
– Так бы сразу и говорили. Я знаю, чем вас удивить. Вы поймете, чем Франция отличается от Шотландии. Какое предпочитаете вино?
– Мне очень жаль, но алкоголь запретили врачи.
– Еще бы! В этой вашей Шотландии ужасный климат. Небось простудились? Ничего, тогда я принесу вам молоко. Настоящее французское молоко, корова живет неподалеку. Ваши болячки как рукой снимет.
– Благодарю вас.
Он ушел. Я мысленно улыбнулась: мне импонировала бесцеремонность хозяина и его гордость всем французским.
А за окном, на парковке, появилась новая машина. Блестяще-оранжевая, подчеркнуто-позитивная. Я и без психологов сказала бы, что ее купил человек, давно разочаровавшийся в жизни. Из машины вышла Ада Корниш.
Чего и следовало ожидать.
– Привет, малышка! – радостно воскликнула Ада, входя в кафе.
Василиса вскинулась и низко зарычала. Я быстро прижала ногтем кольцо – «лежать». Василиса обиженно оглянулась на меня, легла и отвернулась.
Выглядела Ада плохо. Дорогое платье, бриллианты в ушах и на шее, стильная прическа не могли скрыть чуть обвисших уголков губ и провалившихся глаз. Ада подсела к столику, горделиво оглядела зал. На пальце у нее блестело помолвочное кольцо.
– Поздравляю, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал радостно.
– О, спасибо, – Ада небрежно отмахнулась. – Как у тебя? Я слыхала, ты наконец-то снизошла до Маккинби.
Я моргнула.
– Да ладно, – Ада засмеялась, – секрет Полишинеля. Вообще ты молодец. И от Берга получила все, что хотела, и от Маккинби получишь. Еще бы, он столько лет тебя домогался! Цену ты себе набила заоблачную, ничего не скажешь. А как по мне – ты права. Так с этими козлами и надо поступать. Особенно с такими, как Маккинби. Отомсти ему за меня.
Ей принесли заказ, видимо, сделанный еще в пути. Я обратила внимание, что Ада взяла себе виски. И сигареты. Виски был очень дорогим, сигареты тоже, к ним прилагался целый коробок деревянных спичек. Но, пожалуй, больше всего меня насторожило, что она взяла не дринк или два, а сразу бутылку.
Ада такой же хоббит, как и я. Да, у меня диплом с отличием и специфический опыт. Но это не значит, что Ада хуже считывает обстановку. Более того, она знает, что и я считываю.
– Зачем? – спросила я в лоб.
– Не обращай внимания, у меня похмелье.
Понятно. Правды она сегодня не скажет. А может, вообще никогда. Бедная Ада, зачем же ты продалась? Мы не были подругами, но у нас куда больше общего, чем у тебя с ними. Ты могла попросить помощи у любого, кто хранит дома значок в виде меховых тапочек. Но ты предпочла уйти на другую сторону.
И пьешь ты от страха.
Потому что вляпалась по самые уши. Увязла. И уже понимаешь, что выхода нет. Точнее, есть – упасть мне в ноги и покаяться. Но на это у тебя не хватит духу. Ты всегда недолюбливала меня. Попасть в зависимость от меня для тебя то еще унижение. Конечно, смерть хуже. Но ты еще не поняла, что тебя ждет именно смерть.
Иначе бы упала в ножки быстрей, чем я успела бы охнуть.
Хоббит не дурак, хоббит любит жизнь.
– Будешь? – Ада подвинула ко мне бутылку.
Я покачала головой и показала на Василису, лежавшую у ног:
– Куда? С ней ограничений больше, чем с водительскими правами. Если тебя поймают за рулем после банки пива, ничего не будет. А вот если ты после той же банки выйдешь на улицу с сибирской овчаркой… Лучше сесть за руль после бутылки виски. Штраф за нарушение общественного порядка, штраф за выгул в нетрезвом состоянии, еще что-нибудь накинут за неправильное обращение с животным. Ну и собаку постараются отнять, конечно. У собак хитрый статус: когда государству надо с тебя поиметь денег, собака – твое движимое имущество, а если государство хочет поиметь тебя, это внезапно живое существо, наделенное всякими правами почти наравне с инородцами…
– Черт, – Ада искренне удивилась, – не знала.
– Такие у нас законы о защите животных. В ущерб защите людей.
– Спасибо, что сказала. Я как раз думала, не завести ли большую собаку. Пожалуй, не буду.
– Много пьешь?
Ада поморщилась, быстро, почти незаметно.
– Если честно, да. Многовато. Ну, как много? Пару бокалов ежедневно, иногда и больше. Вроде не пьяная, но трезвой спать не ложилась уже год.
– Что у тебя случилось?
Ада опрокинула в рот виски, закурила и отмахнулась:
– Все, что только могло произойти у одинокой женщины. Я допустила одну ошибку: недооценила страсть, которую к тебе питает Маккинби.
Я сделала вид, что не услышала.
– Мне не надо было работать у него. А там… Знаешь, я тяжело переношу разочарования. Депрессия. В армии я служила до универа и больше не собиралась, делать мне нечего, пошла к федералам. У них тоже не задержалась. И ты будешь смеяться: жизнь все-таки свела меня с армией. Но в другом качестве. – Она вытянула руку, показывая кольцо. – Сейчас я пью мало. По сравнению с тем, что было раньше. Скоро совсем брошу.
– Хороший парень?