Он распланировал свой особняк под Версаль, и с холма на него открывался чудесный вид. Шофер вез меня по аллее, украшенной мраморными статуями, бронзовыми фонарями, а я разглядывала деревья, подстриженные самым причудливым образом. То спираль, то кубик, то детская игрушка-неваляшка…
Кеннет Говард ожидал меня на террасе. Рядом была и его жена, некогда красивая Серена Толстон-Говард. Даже в столь ранний час она сверкала множеством украшений в этническом стиле. Надо отметить: дорогие побрякушки были подбраны со вкусом и отлично подходили к ее льняному платью.
Они поили меня чаем, вели вежливую беседу на приличные темы – дорога, погода на Танире и здесь – и выглядели совершенно безмятежными. Похоже, они не понимали, зачем потребовались инквизитору Августу Маккинби, но считали мой визит развлечением. Впрочем, что они о себе думали, я узнала довольно быстро.
Миссис Говард извинилась, что ее ждет стилист, и покинула нас. А Кеннет Говард благодушно глянул на меня и сказал:
– Насколько я понимаю, лорду Маккинби нужна консультация. Конечно, лучше бы он загодя обрисовал предмет своих интересов, но необязательно. Смею надеяться, что я лучший на сегодняшний день специалист по индейскому ювелирному делу и смогу ответить на любой вопрос без подготовки.
– Я бы хотела поговорить о вашем племяннике, Фирсе Ситоне. И вот этой статуе. – Я развернула фото, показывая ему.
Говард помрачнел:
– Фирс… Спасибо, что не обмолвились при моей жене. Три года прошло, а она все не может утешиться. У нас нет детей, и Серена очень любила Фирса. Он вырос с нами, мы привыкли считать его сыном. Вы не могли бы дать увеличение? – Он глазами показал на фото. – Вот, пожалуйста, на стене можно.
Я выполнила просьбу. На фото статуя была одна, без Криса и Ситона. Говард покивал:
– Да, знаю. В мире коллекционеров эта статуя известна под именем Великой Мэри. Сколько народу из-за нее погибло – не сосчитать. И Фирс тоже.
– Вам предлагали ее купить?
– Да. Я отказался.
Я ждала объяснений. Говард поднялся, подал мне руку:
– Пойдемте. Вы поймете, когда увидите мою коллекцию.
Он провел меня в большой зал на втором этаже. Индейский декор, грамотная подсветка, откуда-то доносится тихая музыка, иногда заглушаемая плеском воды в комнатном фонтанчике. Экспонатов было много, больше сотни, преимущественно украшения. Яркое золото, неограненные камни, ручная работа, достаточно грубая. Я залюбовалась огромной короной на постаменте в центре зала.
– Это корона царя Тхинабу, – негромко пояснил Говард. – Вес – около шести килограммов. Видите, она опиралась на плечи? Слишком тяжелая, чтобы нести ее только на голове. Поразительно неудобная вещь, но царское облачение таким и должно быть.
Он вел меня по залу, рассказывая о том или ином предмете. Я увидела женские ожерелья, мужские пояса, набор ритуального оружия – алебарда, топорик и нож, – поножи… Говард остановился перед манекеном, одетым в женское платье. Платье, казалось, целиком состоит из пластинок золота.
– Уникальный экземпляр, – сказал Говард. – Свадебный убор царицы. Его отыскал Фирс в развалинах древнего дворца. Здание полностью разрушено землетрясением, там давно никто не живет. Место имеет дурную славу, а среди индейцев нет гробокопателей – таковы особенности религии. Наряд был сильно испорчен, весь помят, местами порван. Четыре года ушло на реставрацию. В этом зале половина экспонатов появилась благодаря Фирсу. У него было чутье: нутром знал, где искать. Я еще не все его находки привел в порядок. Индейцы чрезвычайно халатно относятся к своей материальной истории. Для них вещи героев не имеют никакой цены после смерти обладателя. И то, что удалось выкупить и вывезти, было в ужасном состоянии. Корона Тхинабу, например, досталась мне в виде нескольких черных кусков. – Он помолчал. – Я планирую закончить реставрацию к Новому году. У меня уже есть договоренность с Каирской галереей, они выделяют Египетский зал на три месяца. Я больше ничего не могу сделать для Фирса – только показать людям то, за что он погиб. А то, – Говард криво усмехнулся, – обо мне и так слишком много дурных слухов. И краденое я, дескать, покупаю, и воровать не брезгую, и собственного племянника угробил…
– Но когда-то вы покупали краденое.