Дальше живут драконы 2

Воронцов смотрел на пирамиду из бочек. Поняв происходящее — к нему присоединились несколько спецназовцев.

Шквальный огонь из нескольких стволов — перерезал пирамиду, пули прошибали бочки насквозь, те шипели и плевались отравой. Адская смесь из разбитых пулями бочек — поползла по земле, шипя и уничтожая все живое. Появился дымок от контакта серной кислоты с воздухом.

Наркомафия на этот раз сильно обломалась

— Теперь всё. Уходим.

Япония, Токио. Особый район Тиёда, Императорский дворец. Дом ветров. Июнь 1979 года

Настало утро. Токио не спит никогда, он освещен не светом неба, а светом реклам и фар сотен тысяч машин — но когда встает солнце город как будто бы замирает на несколько минут, набираясь сил перед новым днем. Солнце взойдет — и снова завертится бесконечное колесо жизни в этом городе который и имя то свое — Токио — получил только в 1868 году, до того он назывался Эдо и был столицей сёгунов. Но в одном из мест этого города, в районе называемом особый район Тиёда — спокойствие царили всегда. Это были семь целых и шесть десятых квадратных километров абсолютного спокойствия, и предназначалось оно только одному человеку.

Генералиссимус японских вооруженных сил и фельдмаршал британской армии, его первейшее высочество, его хозяйственное высочество, его правящее высочество, господин десяти добродетелей, хозяин четырех морей, повелитель золотого колеса, хозяин Поднебесной и мириад колесниц, император Хирохито, который жил в этом дворце, на самом деле был глубоко несчастным и одиноким человеком, скорее заложником в этом дворце, чем его хозяином.

Его дядя, великий Император Мейдзи — сверг сегунов, принял конституцию страны и созвал парламент. Понятно, что самураи, издревле правящее в стране сословье — с этим не смирились. У его отца Ёсихито, тяжело больного менингитом (Хирохито в двадцать лет был назначен регентом у своего тяжело больного отца) — не было сил противостоять военщине и они вырвали уступки, согласно которым армия и флот имели право вето при назначении премьер-министра страны. В сорок шесть лет Ёсихито умер, но не от менингита, а от инфаркта (Хирохито знал, например, соком какого растения надо натереть посуду, чтобы даже здоровый человек умер от инфаркта), и двадцатипятилетний принц стал нераздельным хозяином страны. Как это и было положено, при восхождении на трон он был признан святым…

Императорская Япония числилась на тот момент парламентской монархией при самодержавном монархе (как и Россия, кстати говоря), но на деле ее система власти вообще ни на что не была похожа. Каждые четыре года в стране проходили прямые и равные выборы, но их результаты мало на что влияли. В стране было только две разрешенные политические партии — консервативная и либерально-демократическая, членство в других партиях (например, в коммунистической) наказывалось смертной казнью. Вне зависимости от итога выборов обе партии, и победившая и проигравшая формировали свое правительство и оба правительства функционировали одновременно. Происходило это так — в императорском дворце существовал зал для заседаний совета министров, в нем был трон и большой, широкий и длинный стол. Министры — консерваторы садились по правую руку и назывались «министры правой руки», министры — либералы садились слева и считались соответственно министрами левой руки. Во главе стола сидел Император и назначенный им премьер-министр. Премьер-министр назначался императором по своему усмотрению и фактически был соправителем, так как император не имел права говорить. Вопросы для заседания правительства раздавались заранее и во время заседания правительства каждый либо принимался министрами обеих рук, либо был предметом споров. Кто победил в споре — решал премьер-министр…

Император в Японии считался сыном богини Аматерасу, любое критическое или неодобрительное высказывание об императоре наказывалось смертной казнью. При встрече Императора — любой подданный должен был встать на колени и поклониться до земли. Священным считался даже портрет Императора — любая часть Японской императорской армии или корабль Императорского флота имели портрет Императора и он считался важнее, чем знамя. Можно было потерять знамя, но за потерю портрета Императора часть расформировывали, а командир должен был совершить харакири. Император присутствовал на каждом заседании правительства, но ни один министр не имел права заговорить с ним. Но и Император не имел права заговорить. Обратиться к Императору имел право лишь премьер-министр, который мог спросить мнение Императора по любому вопросу, но только шепотом, и Император мог ему ответить, но тоже только шепотом.