Возле меня папа с гаечным ключом в руках — он прилаживает мою деревянную ногу. Я сижу на стуле, а папа стоит передо мной на коленях, подтягивает крепления и мурлычет себе под нос из Саймона и Гарфанкеля:
Глава 33
Я на крыше. Смотрю на другие крыши, которые простираются на многие мили вокруг: синеватые шиферные и серые бетонированные, а еще медно-красные и буроватые, черепичные. Все они купаются в розовых лучах восходящего над Элмсбруком солнца. Вон птичка, не то кардинал, не то малиновка — во всяком случае, грудка у нее красная. Птичка щебечет на ветке дерева, которое я тоже не берусь опознать. Не то вяз, не то дуб. А может, и ясень. Когда-то я все это знал: и птиц, и деревья. Теперь ощущение, что не знаю ничего ни о чем. Почему самолеты летают? Откуда берется молния? Что значит играть на понижение? Почему бензин так дорого стоит? Чем шииты отличаются от суннитов? Кто кого режет в Судане? Почему американский доллар так упал на мировом рынке? Почему Американская лига настолько сильнее Национальной? Я не понимаю, каким образом мы с Джен стали чужими, почему несчастье, которое должно было сделать нас ближе и роднее, оказалось причиной крушения брака. Неужели он был настолько несерьезным? Неужели мы дилетанты? Мы же взрослые, неглупые люди, мы любили друг друга, а потом вдруг — бац… Нет, наверно, мы к этому шли, и это все равно бы случилось, рано или поздно, просто Джен меня опередила, поскольку переживала потерю ребенка острее, чем я. На мгновение меня захлестывает странное чувство: кажется, я вот-вот прозрею и даже смирюсь с утратой, но… Этому чувству во мне пока не находится места. И оно растворяется вместе с рассветной дымкой.
Я думаю о Джен. И о Пенни. С Пенни могло бы что-то получиться, но я все равно буду думать о Джен. Можно попробовать вернуть Джен, но тогда я не смогу не думать об Уэйде. И она тоже. Его тень будет витать над нашим ложем, не давая друг до друга дотронуться. Что же мне делать?
Не знаю. Я слишком многого не знаю.
Стоило героине вчерашнего фильма увидеть, как собачий тренер несет на руках свою дочку с ушибленной коленкой, как она тут же поняла, что хочет жить с ним, и только с ним. И нет на свете ничего важнее. Она просто знала это, и все тут. Но она не из реальной жизни, она — актриса, которая на самом деле страдает булимией, которую в прошлом году оштрафовали за управление автомобилем в пьяном виде, которая спала со своим женатым режиссером — ровно до тех пор, пока окончательно не поломала ему жизнь, а потом разлюбила, развернулась и ушла. Такая она, реальная жизнь — сумбурная, безнравственная и совершенно ненадежная. Пенни мне нравится, но я все еще люблю Джен. Одновременно я ненавижу Джен, но из квартирки Пенни унес ноги с огромным облегчением. Мне нужен кто-то, кто полюбит меня, поймет, захочет со мной спать, позволит о себе заботиться… Но кто это? Я не знаю. Я вообще ничего не знаю.
Ничегошеньки.
За спиной у меня раздается шорох. И на крышу, чуть пошатываясь со сна, вылезает Венди.
— Приветик.
— Доброе утро.
Она сует руку в дымоход и извлекает пачку «Мальборо» с зажигалкой.
— Отравишься? — спрашивает она.
— Нет, спасибо.
— А я покурю. Ты не против?