Дальше самых далеких звезд

Аригато Оэ считал себя опытным странником, но видеть такое зрелище ему не доводилось. Неудивительно, ведь он занимался мирами, породившими жизнь, а в древних шаровых скоплениях ее быть не могло – разве что в давние, очень давние времена, когда формировались эти звездные ассоциации. Сейчас диаметр Раунфо составлял лишь триста двадцать светолет, но в этом пространстве светила теснились, как ягоды на виноградной грозди. Десятки, сотни тысяч звезд, красные гиганты, красные карлики и золотистые солнца, подобные земному, но с бесплодными планетами, опаленными жестким излучением… Давление световых потоков было огромно, вихри радиации – губительны; в таких областях Вселенной споры жизни превращались в пар, не долетев до планетарной тверди.

Вошла Дайана. Синий комбинезон с серебристыми искрами подчеркивал тонкую талию и длинные стройные ноги, под легкой тканью колыхались холмики грудей, волосы – прядь светлая, прядь темная – были собраны в корону. Глаза Аригато Оэ вспыхнули, чресла напряглись. Он жаждал ее столь же яростно, как путник в пустыне мечтает о глотке воды, и временами воду ему подносили – мутную, с запахом плесени, из колодца несбывшихся надежд. Жажды она не утоляла.

Дайана опустилась на диванчик, приложила ладошку ко лбу.

– Эти пространственные скачки… после них у меня болит голова.

– Заглянем в медотсек? – предложил Аригато Оэ.

Она отвернулась. Она вообще редко смотрела на него.

– Не хочу. Выпью немного вина, если ты не возражаешь.

Они поужинали в молчании.

«Прекрасен Авалон, – мрачно думал доктор, запивая соком тагримское печенье, – и был бы еще прекраснее, если бы импринтинг и фрейн-терапию сделали законом. Возможно, нам бы это помогло… возможно, мы стали бы ближе друг другу… А так что мы имеем? Несчастный мужчина, несчастная женщина…»

В спальне царил приятный глазам полумрак, подобный свету авалонской ночи. Они разделись, и Аригато Оэ лег в постель. Дайана распустила волосы и замерла у изголовья ложа. Взгляд опущен, губы сомкнуты, рука лежит на приборе цветных снов.

– Хочешь заняться сексом? Со мной или включить прибор?

Он посмотрел на жену. Ее лицо было безразличным и холодным, как у мраморной статуи.

– Включи. Не буду тебя беспокоить.

Аромат юной женской плоти, моря и цветов… тихий, едва слышный звук дыхания… пряди волос, рассыпавшиеся по подушке… Женщина рядом – губы полуоткрыты, нежные груди с розовыми сосками то вздымаются, то опадают… Он вытянул руку, коснулся бархатистого плеча, и ее губы шевельнулись. Он не расслышал сказанного, но знал, что это слова любви.

Тихо журчал прибор, снова и снова проматывая ленту былого, воздвигая сказочные замки из пепла прошлых лет, расцвечивая их огнями минувшего счастья. Доктор Аригато Оэ спал, и на его губах играла улыбка.

* * *

Калеб стоял в коридоре, поворачивал голову, ловил тихий гул вентиляторов и шелест листвы, долетавшие из оранжереи. Рефлекс Охотника: перед тем, как что-то сделать, прислушаться и оглядеться. Палуба «Б» просматривалась из конца в конец, и видел он только стены, двери кают и световые панели на потолке. Свет был приглушенным; по бортовому времени наступила ночь.

– Ночь, – тихо произнес он. – Ночью люди спят. Однако доктору Десмонду сон не нужен и охранять его не требуется… Забавно!

Забавно и не совсем понятно, думал Калеб, шагая к проходу, соединявшему палубы. По одну его сторону находились гравилифты, грузовой и предназначенный для экипажа, по другую – ведущий в рубку люк. Он был приоткрыт, и в отблесках экранов и горевших на пульте огней виднелись пилотский ложемент и торчавшая над спинкой голова капитана.

– Доброй ночи, – промолвил Калеб, остановившись перед люком.

Кресло развернулось. Ковальский с хмурым видом уставился на него.

– Страдаешь бессонницей, Охотник? Или с похмелья маешься?

– Нет, мешок ищу.

– Зачем?

– Для трупа.

Капитан мигнул.

– А что, у нас уже есть труп?

– Будет, – пообещал Калеб. – Где Охотник, там и покойник.

– Это вдохновляет. Но трупы мы не храним в мешках. Имеется саркофаг для почетного захоронения в пространстве.

– А если без почестей?

– Тогда в утилизатор. На удобрение.

Они глядели друг на друга и ухмылялись. Кажется, разговор забавлял обоих.

– Я тут доктора навестил, по делу, – произнес Калеб. – Покои у него просторные, не чета моим.

– Каждой мышке – своя норка. В соответствии со статусом.

– Это я понимаю. Но мне казалось, что все жилые отсеки должны быть одинаковы.

– Можно и так, и этак. Допускаются перемены.

– Наш Людвиг – трансформер?

– Вроде того, но только в части внутренней среды. – Капитан развернул кресло и бросил через плечо: – Приятно было побеседовать, Охотник. Не найдешь мешок, обращайся. Я подскажу, где искать.

Кивнув, Калеб отправился на палубу «А». Здесь было пять дверей с очень широкими проемами – вероятно, для транспортировки громоздкого оборудования. У дальней стены маячила пара андроидов с растопыренными манипуляторами. Грузчики, подумал Калеб и произнес:

– Мне нужен доктор Десмонд. Где он, Людвиг?

Одна из дверей отъехала в сторону.

– Сюда, Калеб. Второй лабораторный отсек.