Дальше фронта

Эти парни, усредненно-славянской наружности, лишенные хоть каких-либо индивидуальных примет, дело свое знали четко. Они должны были обеспечить выход хозяина из здания, гарантированно устранить возможность любых, неизбежных в городе случайностей и сопроводить до трапа самолета, вылетающего с двумя промежуточными посадками в Лос-Анджелес. Пункт назначения был выбран совершенно случайно, просто ближайший по времени рейс, на который имелись билеты первого класса. Лететь до конца Григорий Львович все равно не собирался.

Во Франкфурте господин Кэмпбелл безнадежно потерялся в закоулках терминалов и галереях магазинов беспошлинной торговли, а в самолет до Иерусалима примерно в то же время погрузился господин Шапиро. По странному совпадению этим рейсом летели еще три пассажира с той же фамилией, и при получении багажа в аэропорту имени Жаботинского возникла даже некоторая путаница, самого Григория Львовича, впрочем, не коснувшаяся, поскольку кофров и баулов он не вез, за исключением пресловутого чемоданчика. Как бы в награду за скромность он был выпущен на волю без таможенного досмотра.

Уже без особых предосторожностей, но все же стараясь не привлекать к своей персоне особого внимания, Розенцвейг добрался до коттеджа в охраняемом военной полицией поселке на окраине Тель-Авива. От момента прощания с Чекменевым в Москве прошло неполных девять часов. Напрямую было бы несколько быстрее, но ненамного.

Предыдущую ночь Григорий Львович спал нормально, еще немного вздремнул в воздухе, и следующие двое суток при необходимости мог провести и без сна.

А дел у него было невпроворот.

И дел не совсем обычных с точки зрения нормального человека. Впрочем, кто и когда считал разведчиков такого ранга людьми «нормальными»?

Прежде всего он пригласил к себе четверых особо доверенных сотрудников, которым поручил на время его командировки в Россию присматривать за деятельностью своего заместителя. Чтобы планируемые тем спецоперации и общее направление политики ведомства не слишком расходились с оставленными Розенцвейгом инструкциями и перспективным планом работы.

Каждый вел отдельное направление. Спецификой созданных Розенцвейгом референтур была крайне высокая автономность, а планы рассчитаны на столь длительную перспективу, что даже полугодовое отсутствие начальника и специально подобранный, по признаку старательности и почти полного отсутствия инициативы, заместитель не могли что-либо серьезно дезорганизовать.

Выслушав рапорты, а также неофициальную информацию, циркулирующие в стране, городе и правительстве слухи и сплетни, Григорий Львович приступил к инструктажам, с каждым смотрящим отдельно.

Двое первых получили указания рутинные, интереса для посторонних не представляющие. Третьему было поручено расконсервировать одну старую явку в районе набережной и, более никого не ставя в известность, доставить туда в течение трех суток ряд предметов, согласно прилагаемому списку.

После чего, отпустив трех первых клевретов[61], с четвертым Розенцвейг приступил к главному, ради чего сюда и прилетел со столь многими предосторожностями.

В отличие от друга-коллеги Чекменева, делавшего ставку на «молодых офицеров», лично им подобранных и выпестованных людей 25 – 35-летнего возраста, Розенцвейг предпочитал в своих наиболее важных и ответственных проектах опираться на опытные кадры едва ли не предпенсионного возраста. Умения, мудрости и связей у них достаточно (в разведке до пенсии обычно доживают самые сильные и приспособленные к меж – и внутривидовой борьбе), а вот амбиций гораздо меньше, чем у молодежи.

Да вдобавок на склоне лет и жить хочется куда сильнее, и здравый смысл подсказывает, что вернее сохранить уже прикопленное к старости, нежели рисковать необходимым в надежде приобрести излишнее. Если, конечно, речь не идет о совсем уже запредельных суммах и благах.

Вот и оставшийся в кабинете Розенцвейга человек (назовем его хотя бы Соломон Давидович Адлер, с намеком на недюжинный ум и ровный, спокойный характер) годами приближался к пятидесяти, имел чин майора, троих детей, приличные счета в надежных местных и зарубежных банках, а также хороший дом с видом на Средиземное море.

За двадцать лет совместной работы Соломон своего патрона не подводил ни разу, а всяких увлекательных и масштабных акций они провели немало.

От Кейптауна до Данцига и от Буэнос-Айреса до Калькутты. Как правило, успешных или весьма успешных, достойно отмеченных командованием. Неудачи же оставались между ними только как общие неприятные воспоминания.

Григорий Львович сбросил пиджак, развязал галстук, переобулся в шлепанцы и пригласил сотрудника в холостяцкую кухню-столовую. Там высокая стойка с вертящимися табуретами отделяла нишу с электрической плитой, холодильником и посудным шкафом от уютного помещения со столом на шесть персон и массивными дубовыми полукреслами.

Прислуги в доме не было, Розенцвейг рассчитал ее перед длительной отлучкой. А есть хотелось сильно, в самолете до Франкфурта вообще не кормили, а рюмка виски и бутерброды на иерусалимском рейсе только разожгли аппетит.