— Ну, мы всё больше под открытым небом, — она осматривалась вокруг, а он пытался ощутить город по ту сторону укрытого листвой и освещенного огнем костра грота. — Само собой, Тэк — он обещал Джону какие–то простые чертежи. На будки. Джон хочет, чтобы Тэк возглавил весь проект. Он думает, так для него будет лучше. Знаешь, Тэк такой странный. Ему почему–то кажется, что мы его не примем. По крайней мере, я думаю, что ему так кажется. У него очень, такое, устойчивое мнение о себе как об одиночке. Он хочет дать нам чертежи — он инженер, как ты знаешь — и позволить нам воплотить их в жизнь. Но ценность этого не просто в постройке — или развалюхе — которая появится в результате. Это должна быть творческая, сокровенная для строителя вещь. Как ты думаешь?
Чтобы сделать хоть что–то, он крепко, до боли стиснул зубы.
— Ты уверен, что не хочешь есть?
— О. Да.
— Ты не устал? Если есть желание, можешь поспать несколько часов. Мы не начинаем работать, не позавтракав. Могу найти тебе покрывало, если хочешь
— Нет.
Ему пришло в голову, что в свете костра он может насчитать лет двадцать пять от роду в ее строгом, чистом лице.
— Я не хочу есть. Я не хочу спать. Я даже не знал, что Тэк ведет меня сюда.
— Это очень хорошее место. Правда–правда. По крайней мере, душевное согласие у нас очень живое.
Возможно, всего двадцать.
Девушка с гармоникой заиграла опять.
Некто, укутанный в кокон тускло–коричневого цвета, мелькнул с той стороны костра.
Ближайшая из накрытых тканью спящих голов находилась всего в футе от теннисных туфель Милдред.
— Лучше б ты ее не носил, — она рассмеялась.
Он раскрыл свои огромные пальцы, окруженные металлом.
— Я хочу сказать — если останешься с нами. Может тогда тебе будет не обязательно ее носить.
— Мне необязательно ее носить, — и решил не снимать.
Гармоника пронзительно взвизгнула.
Он поднял голову.
От деревьев: свет ярче огня и зелени, отбрасывающий лиственные тени на спальные мешки и скатанные покрывала. Затем обрушились вздувшиеся клешни и шипастый, полупрозрачный хвост:
— Эй, ну как там эта хрень для нас, готова?
Множество цепей свисало у него с шеи. В плечевой впадине виднелся белый струп (и ниже еще несколько, поменьше), — видимо, последствия сильного падения на цементный пол. На один из его ботинков тоже были намотаны цепи: передвигаясь, он позвякивал.
— Давайте, давайте. Тащите сюда мое сраное барахло! — Он остановился у очага. Его большие руки и маленькое лицо поблескивали, отполированные отсветами огня. Один из передних зубов был сломан. — Это все? — он, не глядя, махнул рукой в сторону закусочного столика, стряхнул с плеча путанные черные волосы, частично сплетенные в косу, и продолжил движение.
— Привет, Кошмар! — сказала Милдред с самой очаровательной в мире улыбкой. — Как поживаешь?
Скорпион посмотрел на нее сверху вниз, облизнул высоко задранную губу, просунув язык в дырку от зуба, и произнес, растягивая:
— Бля–я–а, — что могло означать все, что угодно. Вклиниваясь между ними: — Пшел на хрен… — увидел орхидею, — …с дороги! — и сняв ящик с консервами с края стола, прижал его к брюху, где грязные, мятые джинсы осели так низко, что виден был переходный участок между волосами на животе и лобковыми. Он посмотрел на оружие поверх собственной толстой руки, закрыл рот, покачал головой: — Бля, — снова, и: — А
— Никуда.
Кошмар с отвращением шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы, повернулся, немедленно наткнувшись на чей–то спальный мешок.
— Двинься, черт возьми!
Над парусиной приподнялась голова; это был пожилой человек, сразу же принявшийся тереть кулаками глаза под стеклами очков, которые он, видимо, надевал перед сном, — потом внимательно следил, как скорпион неуклюже плутает меж деревьев.
Он заметил тень, мелькнувшую по лицу Милли, внезапно уверившись, что она обязательно крикнет что–нибудь на прощание. Ее нога в теннисной туфле рыхлила землю.
На лодыжке, над самой ступней у нее была царапина.
Он нахмурился.
Она сказала:
— Это был Кошмар. Ты в курсе про скорпионов?
— Тэк кое–что рассказывал.
— Просто удивительно, насколько удачно получается ладить с людьми благодаря всего лишь любезности. Конечно, их представления об ответных реакциях бывают странноватыми. Они добровольно вызывались избивать людей для нас. Все приставали к Джону, чтобы нашел для них кого–нибудь, с кем можно поработать — естественно, из таких, что нас беспокоили. Вот только нас никто не беспокоил.
Она опустила плечи.
— Я так полагаю, — предложил он из сердца нежизнеспособной архитектуры собственной улыбки, — у вас с ними бывают сложности?