Дальгрен

Бобби поверх своей книжки ответствовал:

– Умгм.

– Жизнь при свечах, – сказал мистер Ричардс. – Ничего себе, да?

– Хотя бы газ не отключили, – опять возвысила голос миссис Ричардс. – Тоже неплохо. – И шагнула в дверь. – Бобби, Артур, оба! Слишком темно читать; глаза испортите.

– Бобби, убери книгу. Ты слышал, что сказала мать. Ты и так слишком много читаешь.

– Артур, слишком много чтения не бывает. Но глаза. – И она снова удалилась в кухню.

В книжном шкафу у кресла мистера Ричардса (ни он, ни Бобби читать не перестали), между «Потерянным раем» издания «Классического клуба» и какой-то томиной Миченера[15] стояла книжка потоньше, белые буквы по черному корешку: «Паломничество / Новик». Он выудил книгу с полки. Свечи окропили обложку светом.

– А миссис Браун в итоге пришла?

Он перевернул книжку. Черные керамические львы в шкафу смотрели мимо и поблескивали. В аннотации на задней обложке – всего три строчки, не говорящие ничего. Он снова посмотрел на переднюю: «Паломничество» Эрнста Новика.

– Как сядем есть, она придет. Она всегда приходит, – фыркнула Джун, ожидая возражений отца или матери. Никто ей не возразил. – Это поэт, про которого в газете писали. Бобби вчера добыл маме в книжной лавке.

Он кивнул.

– Мэм? – И заглянул в кухню. – Можно посмотреть?

– Разумеется, – ответила миссис Ричардс, что-то мешая на плите.

Он пошел в ванную; планировка, наверно, как в той, которую он зассал наверху. Две свечки у стенки на унитазном бачке вмуровали по две искорки в каждую плитку; и еще одна свеча стояла на аптечном шкафчике.

Он вывернул краны, сел на крышку унитаза и, положив Новика на тетрадь, почитал «Пролегомены».

Шумела вода.

Спустя страницу он принялся листать, тут читал строчку, там – строфу. Кое-где смеялся в голос.

Отложил книгу, сбросил одежду, перегнулся через край и опустил в ванну окованную цепью грязную лодыжку. Пар поцеловал подошву, затем ее лизнула горячая вода.

Сидя в остывающей воде, с цепочкой под задом, он потер себя всего минуту – а вода уже посерела и покрылась бледной шелухой.

Ну, Ланья сказала, что не против.

Он спустил эту воду и полил из крана на ноги, растирая заскорузлую кожу подъемов. Понятно, что он был грязен, но количество дряни в воде поражало. Он намочил и намылил волосы, тер руки и грудь мыльным бруском, пока брусок не разрезала цепь. Комом свернув мочалку, повозил ею под подбородком, а затем лег – уши ушли под воду – и стал смотреть, как в такт пульсу вздрагивает остров живота, каждый изогнутый волосок – влажная чешуйка, словно на гонтовой коже некой амфибии.

Где-то посреди всего в коридор выкатился пронзительный смех мадам Браун; а чуть позже ее голос за дверью:

– Нет! Нельзя, туда нельзя, Мюриэл! Там человек моется.

Он спустил воду и лег навзничь, изможденный и чистый, временами потирая опоясавшее ванну грязное кольцо шире уставного ремня. Вжался в фаянс. Запруженная спиной вода полилась по плечам. Он сел, раздумывая, нельзя ли высушиться усилием воли. И медленно высох.

Взглянул на свое плечо, усеянное порами, расчерченное крохотными линиями – границами клеток, вообразил он, – опушенное темным. Провел губами по коже, лизнул опресненную плоть, поцеловал ее, поцеловал бицепс, поцеловал бледное местечко, где вены ползли через мостик с бицепса на предплечье, поймал себя на этом, сердито засмеялся, но снова себя поцеловал. Рывком поднялся. Сзади по ногам побежали капли. Голова закружилась; зашатались огоньки в плитках. Он вылез, и сердце застучало от внезапного усилия.

Грубо растер волосы, нежно – гениталии. Потом, на коленях, получше смыл волосы, и грязь, и какие-то хлопья со дна ванны.

Взял штаны, посмотрел, покачал головой; ну, больше ничего нет. Надел их, пальцами зачесал назад волосы, заправил рубашку, застегнул одинокую сандалию и вышел в коридор. За ушами было холодно и все еще мокро.

– Вы сколько ванн приняли? – спросил мистер Ричардс. – Три?

– Две с половиной, – ухмыльнулся Шкедт. – Здрасте, ма… миссис Браун.

– Мне тут рассказывают, вы славно потрудились.

Шкедт кивнул:

– Там не так сложно. Завтра, наверно, закончу. Мистер Ричардс? Вы говорили, у вас есть бритва?

– Ах да. Точно не хотите электрическую?

– Я к другим привык.

– Но придется обычным мылом.

– Артур, – окликнула миссис Ричардс из кухни, – у тебя же есть эта банка пены для бритья, тебе Майкл на Рождество подарил.

Мистер Ричардс щелкнул пальцами:

– Я и забыл. Три года прошло. Я ее так и не открывал. С тех пор успел отрастить бороду. У меня одно время была довольно красивая борода.

– Дурацкая была борода, – сказала миссис Ричардс. – Я его заставила сбрить.

В ванной он намылил подбородок и соскреб теплую пену. Лицо под лезвием похолодело. Он решил оставить бакенбарды на полдюйма длиннее. Сейчас (двумя отчетливыми скачками) они проросли сильно ниже ушей.

Какой-то миг, прижимая к лицу горячее махровое полотенце, он разглядывал узоры в глазах на темном фоне. Но как и всё в этом доме, узоры эти казались расчетливо бессмысленными.

Из кухни:

– Бобби, умоляю, иди сюда и накрой на стол. Сию минуту!

Шкедт вышел в гостиную.