Дальгрен

– И снова очень жаль, что мне не дозволено вас увидеть. У вас такой голос, будто вы чем-то огорчены. – (А я и не заметил; я не чувствовал огорчения.) – От меня не укрылись ваши старания удержать нашу беседу на уровне честности, который я счел бы занудством, не почитай я правду, как до́лжно почитать ее всякому, кто по наипохвальнейшим причинам вынужден лгать напропалую. Я не очень собой доволен, Шкет. За последние месяцы десяток разных ситуаций подтолкнул меня к одному-единственному выводу: быть хорошим человеком хорошему правителю если и не абсолютно необходимо, то, вне всякого сомнения, неоценимо поможет. Беллона – город оригинальный и поощряет оригинальность. Но здесь, в оригинальнейшем из всех оригинальных обиталищ я очутился потому, что очень хочу…

В рот мне надуло пылью, что ли, и она попала в горло; я откашлялся, а в мыслях: господи, только бы он не решил, что у меня перехватило дыхание от чувств!

– …слегка рассеять это недовольство. Отец настоятель – если и не хороший человек, то безусловно щедрый. Разрешил мне пожить здесь… Разумеется, отношения между главой государства и главой государственной религии всегда странны. В конце концов, я помогал устроить это заведение. Как я помогал устроить «У Тедди». Конечно, в данном случае крупнейшая – хотя и простейшая – работа, с учетом моего положения в «Вестях», сводилась к полному исключению огласки. В нынешнем своем настроении вы должны оценить. Но нет, мои отношения с отцом настоятелем – не отношения мирянина со священником. По меньшей мере с моей стороны они двуличны, полны сомнений. Я бы не очутился здесь, если б не сомневался. Боюсь, политика разъедает духовность, как гниль. Хороший правитель хочет, по крайней мере, чтобы гниль была наилучшего качества.

– Отец настоятель – хороший человек? – снова спросил я и постарался ничем не выдать огорчения. (Может, это мне и отлилось?)

– Вам не приходило в голову, мой юный Диоген, что, отполируй вы абажур своего фонаря, вы чуть скорее узрели бы этого загадочного и запредельного Иного, которого упорно ищете? Зачем вас так это беспокоит?

– Чтобы я мог жить здесь, – ответил я, – в Беллоне.

– Вы опасаетесь, что за неимением одного хорошего человека город будет повержен? Гляньте-ка за железную дорогу, юноша. Апокалипсис пришел и ушел. Мы лишь ковыряемся в золе. Это уже просто-напросто не наша проблема. Хотели уйти – надо было думать раньше. О, вы очень возвышенны – да и я порой тоже. Что ж, на посту главы государственной религии отец настоятель работает неплохо; и тем, у кого дела идут хуже, для их же блага не стоит задавать лишних вопросов – в особенности поскольку больше нам ничего не выпало.

– А про народную религию что скажете? – спросил я.

– То есть?

– Ну, знаете: церковь пастора Эми; Джордж; Джун; вот это все.

– А кто-то воспринимает это всерьез?

– Вы же правитель, – сказал я. – Как-то вы не особо в курсе народных чаяний, нет? Вы же видели, что было в небе. Его портрет – на каждом углу. Вы опубликовали интервью и фотографии, которые их и обожествили.

– Кое-что я, конечно, видел. Но боюсь, черный мистицизм и гомоэротика лично меня особо не привлекают. И уж точно не представляются мне образцовым фундаментом поклонения. Пастор Эми – хорошая женщина? А Джордж – хороший… бог?

– Меня ничья религия особо не колышет, – сказал я ему. – Но если угодно сводить задачу религии к выявлению людей, творящих хорошие дела… Когда я до смерти проголодался, пастор Эми меня накормила. А когда я был ранен и хотел пить, мне под вашими воротами отказали в стакане воды.

– Да. Об этом прискорбном инциденте мне доложили. Расплата у нас тут неотвратима, не так ли? Зато вы никогда не публиковались, а я вас опубликовал.

– Ладно. – Смех у меня вышел слишком резкий. – У вас все ходы записаны, мистер Калкинз. Ну а то, это же ваш город. О, вот помните статью про то, как я спас детей из пожара в ночь после праздника? Так вот, их спас не я. Их спас Джордж. Я просто за компанию. Но это Джордж бродил по улицам, искал в пожаре, не нужна ли кому помощь. А я мимо проходил; и остался лишь потому, что он рассказал, как люди сначала пришли с ним из бара, а потом зассали и сбежали. Я первым услышал, как дети плачут, но вломился в дом и пятерых вытащил живыми Джордж. Потом, когда его разыскал ваш репортер, Джордж прикинулся, будто это все я, потому что не хотел признания, престижа и сопутствующего поклонения герою. Что в нынешнем своем настроении я одобряю. Как по-вашему, Джордж – плохой человек?

– Мне представляется, – голос был сух, – изначально в вашем вопросе имплицитно проводилось настоятельно необходимое различие между теми, кто поступает хорошо, и теми, кто хороший.

– Само собой, – сказал я. – А у вас эксплицитно прозвучали слова насчет удовольствоваться тем, что нам выпало. Мне, если приходит нужда, выпадает Джордж. Он вполне добродушное божество с симпатичными человеческими изъянами – похотью в анамнезе, например.

– Пожалуй, я все-таки слишком врос в иудеохристианство – меня смущают откровенно человеческие демиурги.