Далеко от неба

— Отошли мы с батей от зимовьюшки, наладились уже в разные стороны подаваться, слышим, собаки гамят. Следом Иван идет, как ни в чем ни бывало. Куда, кричит, наладились? Договаривались, когда вернусь, повечеряем все вместе. Я говорю, пока тебя ждали и повечеряли, и поночевали, и пообедать успели. Думали, не шатун тебя где уцепил или в урочище с осыпи сковырнулся. У него глаза, как пуговицы: вы чего, спрашивает, спиртяги, что ли, хлебнули? До хребтика добежал и обратно. Часа три от силы ушло. Батя насупился, размышляет. Иван соврать, если и захочет, не сумеет. А чтобы так-то, безо всякого смысла… Не сходятся концы — и все. Иван в глаза смотрит, думает — разыгрываем или удумали чего. Что до меня — сообразить ничего не понимаю. Батя наконец одумался, говорит, собаки в любом случае к ночи вернуться должны были. Так? Мы с Иваном киваем. Не вернулись. Выходит, Васька, это мы с тобой часок вздремнули, а думали, сутки прошли. Может быть такое? Ну, думаю, заклинило батю. Ему, если в голову чего западет, пока не расковыряет все до точности, сам не свой. Иван хохочет, батя рукой махнул, в тайгу подался, сон, говорит, разогнать. До сих пор не пойму — чего тогда было? Ивана потом расспрашивал: скажи хоть мне — бегал за хребтик? Говорит, бегал, но тут же вернулся. Какая-то хренотень поблазилась. На гребень поднялся, огляделся — никого. Тут же — назад. Какая, спрашиваю, хренотень? Сам, говорит, не знаю. Вроде было чего, вроде не было ни фига. На гребне уши заложило, как в самолете, всего и делов. Даже не присаживался нигде. Если бы, как вы с батей шуткуете, меня сутки не было, я бы сейчас спал на ходу. Сам видишь, ни в одном глазу, как огурчик. Кончай, говорит, расследование, жрать хочу не хуже вашего шатуна. Вижу, не договаривает чего-то, глаза отводит. Ладно, думаю, сам потом заговоришь.

— Не заговорил? — спросил внимательно слушавший рассказ Василия Зарубин.

— Не до того было. Меня — в армию, у Ивана любовь, а зимой батя погиб.

— Погиб? — переспросил отец Андрей.

— Удар произошел, — вмешалась Аграфена Иннокентьевна, перекусывая нитку. — Инсульт по-нонешнему. Два дня на снегу лежал, двинуться не мог.

— Там же, на Дальнем? — спросил отец Андрей, заинтересованно склоняясь над картой.

— На Дальнем бы его и через месяц не хватились. С Виталькой на Рассоху рыбалить подались. Виталька вернулся, а его нет и нет. Сколь разов так-то было, а тут с сердцем незнамо что, места не нахожу. Надо, говорю, отца выручать. Да чего с ним сделается, в первый раз, что ль, говорит. В первый, не в первый, чего ему там столь времени колготиться? Так он пока там лежал, под ним снег до земли вытаял. С метр, считай. Пока сыскали, пока дотащили… Воспаление легких. Вроде сказать что-то хочет, а не может, язык не ворочается. Так и не поняла, чего он сказать хотел. Мать, мать… А чего мать?

Отвернувшись, Аграфена Иннокентьевна вытерла заслезившиеся глаза.

— Ну что, мужики, мне пора, — прервал затянувшуюся паузу Зарубин. — Живы будем — разберемся и с загадками, и с таинственными происшествиями, да и со всем остальным тоже. А не мы, так другой кто все равно все эти узелки распутает. И окажется тогда — все было просто и понятно.

— Или наоборот, — не согласился Михаил.

— Или наоборот, — подумав, кивнул Зарубин. — Мне бы только свой узелок распутать. Или разрубить.

— Риску много, — сказал Василий. — Чуть не так, и вся твоя задумка накроется. Давай все-таки подстрахую?

— «Не так» исключается. Все до сантиметра рассчитано. А страховать начнешь, именно на этом сантиметре расслабуха случится. Так что… Скорей всего, вы тоже скучать не будете. Шабалин без страховки не работает. Да и Чикин не дурак. Наверняка гости пожалуют.

— До моего личного соображения — ну никак! Никак, и все! Хоть снова в психушку с умными людьми посоветоваться. За что они вас, Роман Викентьевич, убивать будут? Вы тут ни одному человеку плохого не сделали. Даже моя Катерина вас уважает, а она, кроме своей задницы, вообще ничего уважать не понимает. Да еще дочка с вами находится, как они считать будут. У последнего волчары рука не должна подняться. Рядом живут, одним кислородом дышат. Тайга, река, небо, вечера лучезарные — живи и радуйся, что живешь. Не осмыслю, откуда в человеке столько злобы берется? У вас какие на этот счет соображения? — повернулся Михаил к отцу Андрею. — Должно так быть или не должно?

— Не должно, — сказал отец Андрей, глядя в глаза Зарубину. — Но есть. Почему вы уверены, что они нападут на вас именно в этом месте?

— Легко будет свалить на несчастный случай. Не справился с управлением, машина сорвалась с обрыва. Внизу камни, река. Более удобного места на ближайшие километров сто нет. И дорог других нет.

— А если начнут стрелять?

— Не начнут. Следы останутся, следствие закрутится. Им это пока ни к чему. Им это вообще ни к чему. Так что без вариантов — устроят несчастный случай.

— Много риску. Много, много, — мрачно пробормотал Василий. — Давай все-таки переиграем?