Далеко от неба

Они одновременно подняли головы.

Узкая полоса неба над долиной реки, открытая взгляду лишь в ограниченном пространстве между круто всползающих вверх скалистых берегов на огромной высоте, особо ощутимой со дна речной щели, неожиданно высветилась сполохами переливающегося серебристого света, напоминающего полосы невесомых перистых облаков, которые то погасали, то снова появлялись, меняя форму и расположение относительно друг друга. И странно было, что этот высокий и, казалось бы, вполне внятный свет, отчетливо видимый глазом, у самой земли не справлялся с окрестной густой темью июньской ночи, так что, если не смотреть вверх, был совершенно не ощутим и незаметен. Даже на поверхности реки, пропавшей из виду после того, как казаки торопливо затоптали костры, не отразилось это волшебное стратосферное сияние, похожее скорее не на свет, а на память света, которая случается, если долго лежать в темноте с закрытыми глазами, обманывая себя возможностью никак не наступающего сна.

— Удивительно, — сказал после долгого созерцания необычного явления подъесаул. — Никогда не видел ничего подобного. Напоминает и полярное сияние, и серебристые облака. Но совершенно ясно, что это не то и не другое.

— Прошлой ночью было то же самое. Все спали, кроме часовых и моего орочона. Он первый увидел и показал мне на небо. Стал объяснять, что верхний и нижний мир хотят соединиться, и если этому не помешать, будет большая беда.

— Он считает, что этому можно как-то помешать?

— Сказал, надо убить свой страх.

— Но мы-то, кажется, не из трусливых.

— Вот-вот, я тоже ему об этом.

— А он?

— Сказал, что страх обязательно будет, и тогда его надо убить. Я правильно говорю, Оро?

Орочон бесшумно появился из темноты и согласно наклонил голову.

— Правильно говоришь.

— Считаешь, что нас подстерегает опасность?

— Никто не знает. Надо скоро идти в горы, начальника. Горы к верхнему миру близко. Огонь с нижнего мира часто бывает, с верхнего совсем мало бывает.

— Не очень верю в твои пророчества, но поспешать действительно стоит. Слишком много времени мы потеряли. Ротмистр, напомните, какое сегодня число?

— Двадцать седьмое июня.

— Вот видите. По расчетам, мы должны уже были выйти в междуречье, а не прошли еще и половины.

— Слава богу, что хоть это преодолели. Здесь часто бывает такое небо, Оро?

— Никогда не бывает.

— По-твоему, что-то должно случиться?

— Уже случилось, однако.

— Что случилось?

— Никогда такое небо не бывает.

Немыслимая небесная высь, словно подтверждая неуверенные слова орочона, полыхнула пульсирующими дымчатыми разводами и вдруг разом погасла, словно кто-то неведомый задернул плотный занавес между ней и ослепшей, испуганно притихшей землей. От реки потянуло знобкой сырой прохладой. Привязанные поодаль кони нетерпеливо вытягивали шеи, настороженно прислушиваясь к ночным звукам. Страшный предсмертный крик донесся с того берега и, незаконченный, оборвался, словно кричавшему зажали рот или полоснули ножом по горлу, окончательно обрывая земное существование заблудившейся грешной души.

— Что я вам говорил, — остановился, прислушиваясь, ротмистр.

— Вы о чем?

— О Страшном суде. Ежели суждено, то начало ему у нас. То есть непременно у нас, в России. За грехи наши. Прошлые, настоящие и будущие.

— Простите великодушно, не разделяю. Это у вас от усталости. Возможно, окружающая местность тоже каким-то образом причастна. Ощущается в ней, знаете ли, нечто. Так и тянет перекреститься.

— Перекреститься? Почему бы нет.

Ротмистр остановился и снова посмотрел на небо. Потом по-военному четко и размашисто перекрестился.

Отвязав коней и ведя их в поводу, они неторопливо пошли по только что проложенной тропе, обозначенной свежесломанными ветками.

— Подождал бы еще лет десять — пятнадцать, — неожиданно сказал ротмистр.

— Кто?

— Господь.

— Что вы имеете в виду?

— Впрочем, полагаю, не он нам Страшный суд, а мы сами. Себе. И будет он пострашнее его всадников Апокалипсиса. Безжалостней. Бог грешников судить будет, а тут в первую очередь лучшие из лучших сгинут.

— Отвечу вам, Николай Александрович, по-нашему, по-казацки: воспрепятствуем этому всеми своими силами. И ныне, и присно, и во веки веков.

— Не опоздать бы, — пробормотал себе под нос ротмистр.

* * *

На другой день от реки круто повернули к югу, а еще через день, обойдя по отрогу обширное болото, вышли вплотную к подножью гольцов, неровная цепь которых, судя по всему, была лишь нижней ступенькой безымянного хребта, круто отгородившего в направлении движения видимый горизонт. За хребтом, преодолеть который предстояло через неведомый перевал, предполагался спуск в обширную и тоже еще неведомую долину, миновав которую и преодолев еще один подпиравший долину с юга хребет, рассчитывали наконец выйти в верховья Угрюма, где могли уже встретиться редкие малолюдные улусы лесных бурят. А там и до Читы рукой подать — всего несколько дневных переходов.