Далеко ли до будущего?

Очень непохожи друг на друга про­изведения 70-х годов: "Пикник на обочи­не" и "Малыш", "Парень из преиспод­ней" и "За миллиард лет до конца света". А все же есть между ними и подспудная смысловая перекличка. Герои всех этих повестей поставлены в условия острого внутреннего конфликта, конкуренции ценностных установок, их раздирают про­тиворечивые мотивы и побуждения. Вы­бор предстает здесь родовым свойством человеческой природы, чуть ли не сино­нимом разумности: нужно быть разум­ным, чтобы выбирать, нужно выбирать, чтобы быть разумным.

Максимального напряжения и в то же время кристальной прозрачности тема нравственного выбора достигает в повести "За миллиард лет до конца света". После обманчиво фантасмагорических и бравур­ных по темпу экспозиции и завязки воз­никает ситуация экспериментальной, ла­бораторной чистоты. Суть ее в следую­щем. Несколько ученых, ведущих иссле­дования в разных областях науки, вдруг сталкиваются с противодействием некой могучей силы, мешающей им продолжать работу. Природу этой силы Стругацкие сознательно выносят за скобки: то ли это внеземная цивилизация, то ли сама При­рода взбунтовалась против человеческого разума, дерзающего проникать в сокро­венную структуру мироздания. Важно другое. У Твардовского в "Василии Тер­кине" солдату предлагается определить свою линию поведения, когда на него "прет немецких танков тыща". В сходном положении оказываются и персонажи по­вести Малянов и Вайнгартен, Губарь и Вечеровский. Сила, противостоящая им, безлика и безжалостна. А главное, в отно­шениях с ней каждый может рассчиты­вать только на себя — никакая внешняя инстанция, никакой государственный ор­ган не придет на помощь. Чем-то надо жертвовать — или верностью своему де­лу, научному и человеческому долгу, или благополучием, здоровьем, а может, и са­мой жизнью, больше того — безопасно­стью близких и любимых людей.

Как видим, условия эксперимента зада­ны с избыточной жесткостью, рассчитаны на многократные перегрузки. И Стругац­кие своих героев не представляют сверх­гигантами. Почти все они один за другим сдаются, находя себе те или иные оправ­дания. Упорствует один лишь математик Вечеровский — его образ задан как герои­ческий. Гораздо интереснее анализ состо­яния главного героя повести, астронома Малянова. Тот, почти уже сломившись, никак не может сделать последнего шага, переступить черту...

Удачей Стругацких стала, на мой взгляд, как раз психологически достовер­ная передача болезненности этого акта капитуляции, отказа от лучшего в себе, от стержня своей личности. Как страшно становится Малянову, заглянувшему в свое будущее "по ту сторону", какой тоскливой, обесцененной видится ему жизнь, в которой он перестанет быть са­мим собой. Поэтому и сидит Малянов в комнате Вечеровского, повторяя слова, полные безысходной горечи: "С тех пор все тянутся передо мною кривые, глухие, окольные тропы". Ему, мучающемуся в нерешимости, гораздо хуже, чем хозяину, уже сделавшему свой выбор...

Похоже, однако, что Стругацкие чув­ствуют себя не слишком уютно в разре­женном, прозрачном пространстве чистой притчи с ее жесткой, несколько формали­зованной логикой. Во всяком случае, в следующем своем произведении — "Жук в муравейнике" — писатели вновь обра­щаются к острому и извилистому сюжету, а тему выбора осложняют многочислен­ными и разнонаправленными аргумента­ми, соображениями "за" и "против".

Прогрессор Лев Абалкин, выполняв­ший ответственное задание на планете Саракш, внезапно и при загадочных об­стоятельствах возвращается на Землю. Сотруднику службы безопасности Макси­му Каммереру поручено выяснить его местонахождение. По ходу поисков Каммерер проникает в суть "казуса Абалки­на", уясняет себе его истинное значение. Абалкин — один из тринадцати человек, к появлению которых на свет предполо­жительно причастна таинственная и мо­гучая внеземная цивилизация Странни­ков. На одном из астероидов земная экспедиция обнаружила оставленный Странниками "саркофаг" с тринадцатью человеческими яйцеклетками. Судьбу еще не родившихся "подкидышей" об­суждала комиссия, составленная из луч­ших умов Земли. Было решено подарить им жизнь, но взять под строгое негласное наблюдение — ведь не исключено, что Странники попытаются использовать их в целях, враждебных человечеству.

Были приняты меры, чтобы направить судьбу каждого из "усыновленных" по тщательно продуманному руслу. И долгое время все шло хорошо. Но вот Абалкин стал совершать странные, непредсказуе­мые поступки. Как теперь быть с ним?

На одной чаше весов судьба Льва Абал­кина, его право на достойную, нормаль­ную — по меркам воспитавшего его обще­ства — жизнь. На другой — потенциаль­ное благополучие всей земной цивилиза­ции. Для Стругацких, набрасывающих в повести контуры жизни коммунистиче­ского общества XXII века, принципиаль­но то, что решение коллизии не предреше­но, что ценность отдельной человеческой жизни оказывается соизмеримой со все­общим благом. Можно ли лучше выявить меру гуманности этого общества, меру его "расположенности" к личности?