Читаем Далёкий край полностью

– По примеру гиляков и нам надо выгнать тех торгашей, которые врут, обманывают, – говорил Чумбока. – Гиляки не пускают таких к себе.

– Как же жить без торгашей? – запищал Уленда. – Кто привезет товар?

– Мы сами поедем и купим.

– Пусть торгуют, но не обманывают! – закричали гольды.

– Да, хорошо бы так! – корябая лысину, говорил дед Падека, и видно было, что он не верит в это.

– Брат, ты не прав, – заговорил Удога. – Конечно, хорошо бы выгнать торгашей, но напрасно ты думаешь, что гиляки не пускают к себе тех, кто их обманывает.

– Да, я знаю! – вскричал Чумбока. – Торгаши снова приходят, когда люди уже не сердятся. Тогда торгаш везет с собой щеточки, вино, побрякушки, дарит подарки, угощает. А потом поит, заводит дела. Люди слабы и не в силах устоять против соблазнов.

«Откуда он узнал мои мысли?» – в страхе подумал Гао. Еще когда Чумбока рассуждал про охоту, Гао подумал, что этот гольд умен, и у него мелькнула мысль, что если Чумбока во всем так разбирается, как в охоте, так он опаснейший человек. Не дай бог, если он понимает торговлю так же, как охоту! А ну, как он про купцов станет рассуждать, как про соболей? Нет, этот человек вреден!

И едва Гао подумал, как Чумбока, словно чудом, заговорил о том, в чем так неохотно приз-навался себе купец. Гао почувствовал неловкость и смущение, словно его раздевали при всем народе, и он удивлялся, какой бесстыжий Чумбока.

Гольд стал представлять купца, как он приезжает, как кланяется, чистит щеточкой одежду и угощает хозяев. Все покатывались со смеху. Гао вдруг взвизгнул. Глаза его были вытаращены.

– Гляди, как торгаш рассердился! – крикнул Кальдука Маленький.

Все поглядели на Гао и покатились со смеху.

– Что, не нравится? – хлопая его по плечу, вскричал Падека.

– Ну-ка, Чумбока, еще!

– Покажи, как торгаш лезет к бабам, – попросил Падека.

Лицо Чумбоки приняло хитрое и сладкое выражение. Он на цыпочках подошел к своей жене.

– Гао, гляди, как ты ухаживаешь за нашими бабами! – крикнул Падека.

Удога гневно посмотрел на Гао. Он не склонен был к шуткам. Представления брата напоми-нали ему о том, что Гао-отец на самом деле все еще вяжется к Дюбаке и что сыновья его тоже поглядывают на нее.

– Я отослал сыновей и работников раздавать товары голодающим охотникам, – под взрыв смеха, топчась и подскакивая, бормотал Чумбока. – У меня в лавке никого нет. О-е-ха! Ты – цветок!

Одака смутилась и закрылась платком, словно перед ней на самом деле был чужой человек. Чумбока подпрыгнул еще ближе и стал продвигаться боком, отталкивать Одаку от Дюбаки и оглядывать ее с головы до ног.

– Ах, какая красивая! Какая толстая! – прищелкивая языком, продолжал Чумбо. – О-е-ха! – И он боком, как петух, подскочил к Одаке, – Я старый богатый человек. За деньги и за товары могу сделать с любым человеком все, что захочу.

– Перестань! – вдруг крикнула Одака, пугаясь.

Чумбока смолк. Он вдруг ссутулился, закрыл глаза, откинул голову в плечи – и стал похож на нахохлившегося петуха. Вся его фигура выражала обиду. Хохот стоял в зимнике.

– Все твои проделки знает! – закричал Кальдука.

Вдруг Чумбока встрепенулся и снова ожил. Глаза его открылись. Он нагнулся, как бы заглядывая в котел, и приоткрыл крышку:

– Что это у тебя?

Он протянул пальцы и, словно что-то ухватив в котле, сунул в рот.

– О-е-ха! Как невкусно ты готовишь! Мерзость! Это еда собакам! Иди ко мне. Я угощу тебя вкусным. Ты живешь с дикарем, не видишь удовольствий…

Одака отворачивалась смущенно и пугливо, как ребенок, не узнающий переодетого отца.

– Пойдем ко мне… – задыхался Чумбока, схватив ее за руку. – Подарок дам… – обни-мал он ее.

Она наконец не выдержала, с силой толкнула его:

– Уходи, а то ударю по морде. Не шути так.

Дюбака схватила палку, которой мешают угли в печи, и замахнулась на Чумбоку.

– Ай-ай! Купца гонят, – заплакал Чумбока, опять ссутулившись.

Дюбака начала колотить его. Он охал и подскакивал.

– Перестань так представляться! Я боюсь! – кричала Одака, топая ногами.

Все хохотали. Гао тоже смеялся. Он встал и обнял Чумбоку.

– Ты очень умный! – сказал хитрый торгаш. – Я тебя люблю.

Чумбока вспылил.

– А отец был тебе должен? – спросил он. – Зачем ты говоришь, что отец был должен?

Чумбока не мог лицемерить. И всегда, когда купец был радушен к нему, Чумбо вспоминал про обман и не мог примириться с Гао. Парень начал бранить купца. Гао оправдывался. Он клялся, что записи верны. В спор вмешался Удога.

Поздно вечером, когда все разошлись, Одака горячо обняла мужа.

– Я так мало видела тебя, – шептала она ему во тьме. – Ты все время на охоте, и ты так страшно представлял сегодня. Я так напугалась, когда ты рассердился.

У нее перед глазами так и стояли картины, как за ней ухаживает лавочник, лезет и обнима-ет. Ей и страшно чужого, которого представлял Чумбока, и так приятно, что это все же Чумбока. От любви к нему и от испытанных страхов она обнимала его крепче.

– Я так напугалась сегодня!

– Я могу представлять еще страшней, – сказал он.

Одака была счастлива, что у нее такой муж, здоровый, молодой, с которым не скучно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза