"Приедут ли маньчжуры на будущее лето? Может быть, Дыген попросит помощи у своих родственников и явится с солдатами. Или же он приедет с подарками и станет действовать хитростью и лаской".
...Гао знал, что на юге война с англичанами* и что рыжие бьют маньчжурских военачаль-ников - у рыжих ружья, пушки, паровые самодвижущиеся суда. В Китае повсюду заговоры против власти маньчжуров, всеобщее возмущение, что маньчжуры не могут дать отпор англича-нам! Поэтому много солдат сюда не пришлют. Гао не верил в то, чем сам пугал гольдов. Дыген, конечно, явится, будет искать виновных, но всех сплошь не убьют, а то некому будет добывать меха и не с кого будет их брать. Но ему, Гао, могут срубить голову. Надо что-то делать, чтобы обезопасить себя.
* ...на юге война с англичанами, - Имеется в виду англо-китайская война 1839-1842 гг.
К тому же гольды стали дерзкими и торговля становилась все трудней. Когда гольды дерзят и противятся, то Гао становится заодно с маньчжурами. Нужна сильная власть и нужны угрозы, чтобы дикари не распускались, полагает он.
Гао видел, как возбуждает всех гольдов Чумбока. Он как назло, день ото дня становится все отчаянней.
"После смерти Ла он почему-то сразу переменился, - думал Гао. Ядовитая змея его укусила. Как теперь жить и торговать? Да, если Дыген приедет, то меня, конечно, схватят. Могут обвинить, что я помогаю этим разбойникам. - Эта мысль мучила Гао. - Но если Дыген не при-едет, то мне нельзя возвратиться в Сан-Син. Ведь всегда винят во всем торговцев! Несчастные мы люди. Где бы что ни случилось, на нас валят. Конечно, можно в Сан-Син не ездить, пока меха продавать в другом месте, отправить сына на Уссури, где есть лавки, там взять товары... но товары там плохие, из третьих рук.
Рано или поздно придется ехать в Сан-Син. Ведь там дом, семья. Тогда меня схватят ямын-ские когти. У меня всё отберут, начнутся придирки, допросы - и всё с целью вымогательства".
Гао, конечно, мог бы совсем остаться жить в Онда.
- Нам не следует покидать Сан-Син. Это родина, - говорил отцу простодушный средний сын.
- Не в родине дело! - рассердился старик. - Да и что такое родина? Родина - это не то место, где родился. Родина там, где можно хорошо заработать. Родина - это пустяки! Где мы товары возьмем?
Он вбирал голову в плечи и умолкал, становясь похожим на петуха, который, нахохлив-шись, сидел рядом, обхватив когтями край деревянного настила на кане. Петух держался цепко. Так же цепко держался Гао за Онда и за своих должников.
Дыген и маньчжуры - люди грубые и прямые. Они не понимают никаких тонкостей. Без всяких ухищрений могут явиться, объявить Гао виновником всех событий, схватить и зарезать. Гао всегда ненавидел маньчжуров и никогда бы прежде не подумал, что их изгнание может так его опечалить. Но, может быть, надеялся, что особенно круто маньчжуры тут расправляться не будут. Ведь близко русские, и эта земля когда-то была русской; когда люди едут в эти края, они всегда любят сказать, что отпрваляются туда, где была страна Лоча. Тут что-то вроде заграницы. И если начать круто здесь расправляться, то люди побегут за хребты, к русским за помощью. "Конечно, может быть, и обойдется, - думает Гао, - но как-то надо было поладить с Дыгеном, доказать, что Гао - друг маньчжуров. Но как это сделать?"
Пока что Гао Цзо не преминул воспользоваться выгодами, которые представлялись. Он азартно скупал меха. Первую партию их, в самые трескучие морозы, отправил со старшим сыном на Уссури. Он рассчитал, что при самых низких ценах на Уссури заработает больше, чем в Сан-Сине, так как взяток там давать не придется.
В середине зимы, когда ударили сильные морозы, гольды пришли с охоты, чтобы побыть с женами и пополнить запасы продовольствия. Гао Цзо заметил, что Чумбока в эту зиму был особенно весел.
"Какой наглец!" - думал Гао.
Радость Чумбоки была ему противна. И не только противна. Гао всегда тревожился, когда должники его радовались. Если бы Чумбока напился и радовался пьяный, тогда другое дело! Такая радость приятна Гао. Если охотник пьян, грязен и ничтожен в своей радости, валяется, как собака, и молит дать водочки, Гао любит такого "счастливого человека". Ему можно, для большего счастья, обмазать грязью рожу, или потащить за ногу из лавки и выбросить на мороз, или вытянуть у него меха из-за пазухи - он ни о чем не пожалеет и все равно будет счастлив. Он отдаст купцу жену. Но когда трезвый человек радовался, Гао не терпел. Парень не пьянство-вал, в долг не брал, а целые дни, сидя на горячем кане и раскуривая медную трубку, рассуждал о том, что возьмет выкуп с маньчжуров, когда они явятся.
Однажды вечером, узнав, что у братьев опять сборище, Гао потуже подвязал ватные штаны и, сгибаясь, чтобы все видели, какой он немощный старик, побрел в зимник братьев.
Но оказалось, что Чумбока на этот раз толковал про охоту на море. Братья вежливо встрети-ли Гао. Старик уселся за столик.