Читаем Далекий гул полностью

Каждый из нас должен усвоить себе в этой войне, что там, где вражеские танковые острия достигли каких-либо пунктов, никогда не образуется плотно сомкнутый большевистский фронт и никогда не очищаются районы, лежащие в тылу этих пунктов, от немецких войск. И все время нашим движущимся на запад „кочующим котлам“, этим мощным боевым группам удается сомкнуться с нашими передовыми частями…» Этой листовкой немецких солдат наставляли пробиваться из окружения в направлении Бромберг… Дальше напоминалось: «Фюрер приказал, чтобы все военнослужащие, пробившиеся от отрезанных фронтовых частей к немецкой линии в одиночку или группами, были бы особо отмечены. Фюрер желает, чтобы все эти солдаты получали очередную награду. А также знак отличия за участие в ближнем бою…»

Еще в ночи стал издалека слышен приближающийся гул моторов, лязганье гусениц танков — это резерв командующего фронтом вводился в сражение, сдержать натиск прорывающихся из окружения немецких частей и отбросить их. И теперь танки все еще прибывали и, громыхая, катили по улицам через город к передовой.

Утром в штабе при мне появился прилетевший из Москвы представитель уже созданного при Совнаркоме Комитета по репатриации. Представитель — в звании подполковника, немолодой, болезненного вида, высокий, очень худой, со впалой грудью, резкой ладонью и неожиданно мощным голосом. Вообще-то, казалось, он только что из госпиталя. Так, возможно, и было, а после ранения переведен в тыл, в Москву.

Непонятным образом он уже в деталях ознакомился с обстановкой в городе, и теперь ему предстояло обсудить с нашим командованием план репатриации освобожденных союзников и иных лиц.

Приступая, он гневно, как кулаком по столу, громыхнул мощью своего голоса:

— Известно ли вам, что нашлись поляки, не впустившие вчера еврейских женщин в дома?!

Я даже вздрогнула. Это был гневный голос моей державы в тот памятный час. Но нам известно было другое: как, рискуя жизнью, поляки укрывали своих гонимых сограждан-евреев.

Желтые звезды — опознавательные знаки — изобретение Геббельса. Очень довольный собой, он записал в дневнике, что Гитлер одобрил его.

Когда-то долгие годы у него была невеста-полуеврейка, он подарил ей томик своего любимого поэта — Гейне. Когда-то он восхищался профессором-евреем и под его руководством защитил диссертацию. Но он поставил на Гитлера, и след той невесты, как и профессора, затерялся. А книги Гейне запылали при первом же аутодафе, учиненном Геббельсом на посту министра пропаганды. И «Kristallnacht»[5], и поджог кафедральной синагоги — все та же мрачная жестикуляция его, спешащего наглядно отождествить себя с идеями фюрера.

И вот желтые звезды на узницах под Бромбергом. А та желтая звезда, что катилась и на мою долю, разминулась с моей судьбой.

Белокурая девушка, переводившая французам с немецкого, вернув солдату пилотку и укрыв голову мешковиной, издали смешалась со всеми узницами. Вблизи же все они настолько разные, будто разноплеменные. Австрийские еврейки, как эта девушка из Вены, резко отличались внешне от венгерских, те, в свою очередь, несхожи с польскими, прибалтийскими. Казалось, это совсем разные этнические группы. И говорили узницы на разных языках — каждая на языке своей родины.

Отобрав в разных странах в гетто тех, кто умеет шить, женщин свезли в концлагерь сюда, под Бромберг. Временно была продлена им жизнь для нужд немецкой армии. Из России среди них никого не было.

Я смогла недолго поговорить в комендатуре с женщиной из Вильно. Лет тридцати, невысокая, с темным измученным лицом и какой-то предельной внутренней собранностью. Портниха. Она сказала мне, что как бы дальше ни сложилось, в свой родной город, в Вильно, она не вернется. Не сможет забыть: когда вторглись немцы, фашиствующие студенты врывались в квартиры евреев, хулиганили, глумились, а когда евреев гнали в лагерь, издевательски сопровождали их самодеятельным веселым оркестриком.

Мы вышли с ней из комендатуры. Женщины все еще оставались на шоссе, не могли уяснить или решиться, куда же идти теперь. Я повторила сказанное комендантом про опустевшие после бегства немцев из Бромберга большие многоквартирные дома и почувствовала их безразличие к своей участи — слишком долго они находились под знаком неминуемого уничтожения, чтобы сразу же воспрянуть.

Но надо было на что-то решиться, и они медленно пошли. Холодное февральское солнце безучастно покоилось над ними, выискивая в ворохе серого тряпья желтые звезды.

Я стояла опустошенная, может, желая постичь что-то, что постичь было невозможно — не вмещалось даже в расхристанные пределы войны, а заглянуть за них мне не было дано.

Освобожденные иностранные солдаты и подневольные рабочие приободренно шли строем на пункт для репатриации. «It’s a long way to Typperary». Этот путь теперь по крайней мере начался.

В город опять вломилась война. Небо с ревом прорезали штурмовики, песни смолкали, сбивался шаг, все смотрели в небо.

Перейти на страницу:

Все книги серии За плечами XX век

Знаки препинания
Знаки препинания

Елена Ржевская — одна из самых мужественных женщин нашей эпохи, женщина удивительной внешней и внутренней красоты. Она попала на фронт во время страшных событий Великой Отечественной войны — битвы подо Ржевом и дошла до Берлина. Елена Ржевская участвовала в поисках Гитлера, в проведении опознания фюрера и Евы Браун и расследовании обстоятельств его самоубийства. Жуков назвал ее воспоминания о том времени одними из лучших. Но Ржевская пишет не только о войне. Коренная москвичка, она с необыкновенным изяществом и любовью описывает довоенную и послевоенную столицу, привычки обитателей старых двориков, школу тех лет. Елена Ржевская, женщина с необыкновенно острым умом, обладает тем великолепным слогом и чувством Слова, что делает ее воспоминания неоценимым вкладом в русскую литературу.

Елена Моисеевна Ржевская

Проза / Проза о войне / Военная проза
От дома до фронта
От дома до фронта

Елена Ржевская — одна из самых мужественных женщин нашей эпохи, женщина удивительной внешней и внутренней красоты. Она попала на фронт во время страшных событий Великой Отечественной войны — битвы подо Ржевом и дошла до Берлина. Елена Ржевская участвовала в поисках Гитлера, в проведении опознания фюрера и Евы Браун и расследовании обстоятельств его самоубийства. Жуков назвал ее воспоминания о том времени одними из лучших. Но Ржевская пишет не только о войне. Коренная москвичка, она с необыкновенным изяществом и любовью описывает довоенную и послевоенную столицу, привычки обитателей старых двориков, школу тех лет. Елена Ржевская, женщина с необыкновенно острым умом, обладает тем великолепным слогом и чувством Слова, что делает ее воспоминания неоценимым вкладом в русскую литературу.

Елена Моисеевна Ржевская

Проза / Проза о войне / Военная проза
Ближние подступы
Ближние подступы

Елена Ржевская — одна из самых мужественных женщин нашей эпохи, женщина удивительной внешней и внутренней красоты. Она попала на фронт во время страшных событий Великой Отечественной войны — битвы подо Ржевом и дошла до Берлина. Елена Ржевская участвовала в поисках Гитлера, в проведении опознания фюрера и Евы Браун и расследовании обстоятельств его самоубийства. Жуков назвал ее воспоминания о том времени одними из лучших. Но Ржевская пишет не только о войне. Коренная москвичка, она с необыкновенным изяществом и любовью описывает довоенную и послевоенную столицу, привычки обитателей старых двориков, школу тех лет. Елена Ржевская, женщина с необыкновенно острым умом, обладает тем великолепным слогом и чувством Слова, что делает ее воспоминания неоценимым вкладом в русскую литературу.

Елена Моисеевна Ржевская

Проза о войне
Далекий гул
Далекий гул

Елена Ржевская — одна из самых мужественных женщин нашей эпохи, женщина удивительной внешней и внутренней красоты. Она попала на фронт во время страшных событий Великой Отечественной войны — битвы подо Ржевом и дошла до Берлина. Елена Ржевская участвовала в поисках Гитлера, в проведении опознания фюрера и Евы Браун и расследовании обстоятельств его самоубийства. Жуков назвал ее воспоминания о том времени одними из лучших. Но Ржевская пишет не только о войне. Коренная москвичка, она с необыкновенным изяществом и любовью описывает довоенную и послевоенную столицу, привычки обитателей старых двориков, школу тех лет. Елена Ржевская, женщина с необыкновенно острым умом, обладает тем великолепным слогом и чувством Слова, что делает ее воспоминания неоценимым вкладом в русскую литературу.

Елена Моисеевна Ржевская

Проза о войне

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне