Далекие огни

Они прошлись до семафора и обратно, но этого оказалось достаточно, чтобы положить начало первой Володиной влюбленности. Зина не отличалась особенной красотой. Вокруг широковатого носа у нее мельчайшей россыпью цвели веснушки, но большие серые с синевой глаза были очень хороши. Они казались бездонными, смотрели всегда изумленно и задумчиво, будто спрашивали о чем-то или видели мир впервые. Но особенно хороши были косы Зины — тяжелые, цвета золотистой меди, свисавшие ниже пояса двумя огненными жгутами.

Володя и Зина встречались не часто. В синие летние сумерки уходили к семафору. Зеленый его огонек горел вдали маленькой манящей звездочкой. Шелковистый осторожный ветер гладил лица, дыша медовыми запахами васильков и чебреца, горечью обильно цветущей по откосу ромашки. Боясь приблизиться к девушке, Володя молча слушал ее ласковый, все еще звучавший детскими интонациями голос. Короткие встречи пролетали незаметно. Со степи надвигалась душистая свежесть ночи, — Зина торопилась домой. Не доходя до станции, она подавала Володе маленькую теплую руку, говорила грудным, приятным голосом:

— Ну, бука, до свиданья. В следующую встречу будь разговорчивей.

Володя уходил в свою будку, а наутро уже снова ожидал встречи с Зиной, приходил на станцию без всякого повода, — только для того, чтоб увидеть промелькнувшее в палисаднике знакомое платье, узкую девичью спину с двумя золотисто-рыжими косами.

Но встречи с Зиной вдруг оборвались. К мастеру приехали какие-то гости, а к начальнику станции явились сыновья — студенты путейского института, красивые, розовощекие, жизнерадостные молодые люди.

И Зина стала гулять в их шумной щеголеватой компании, будто совсем забыв о Володе. Однажды, собирая в посадке хворост, Володя услышал знакомый смех, мужские басовитые голоса, бренчанье гитары. Он не успел спрятаться в кусты, — компания с веселым говором и смехом вышла на полянку, и Володя увидел Зину. Лицо ее сияло беспечностью и детским восторгом, золотисто-рыжая коса свешивалась на грудь. Рослый малый с черными усиками и нагловатыми выпуклыми глазами, в небрежно накинутой на плечи студенческой тужурке вел Зину под руку и, близко склонясь к ней, смешил ее каким-то глупым, как решил Володя, рассказом. Володя узнал старшего сына начальника станции, Станислава, и сразу же люто возненавидел его.

Он стоял, не двигаясь, и молча смотрел на девушку. Вероятно, он был очень смешон в своей куцей ситцевой рубашке, в заплатанных брюках, потому что Зина, проходя мимо, подняла голову и даже не взглянула на него. Увлекаемая оживленно переговаривающейся молодежью, она скрылась в кустах боярышника.

С этой поры Володя перестал искать встреч с нею; едва завидя Зину издали, спешил уйти.

Осенью Зина уехала учиться, разъехались веселые студенты, начались занятия в железнодорожной школе. За уроками и домашними заботами Володя забыл о своем увлечении. Но вот наступило лето, и он опять увидел Зину. Она выросла, похорошела. И снова была встреча в тихий сумеречный час, снова возобновились прогулки к семафору. Но теперь Володя не так робел и не так радовался при встречах. Он помнил, — снова приедут студенты и Зина опять уйдет в их компанию. В одну из прогулок он сказал девушке с дрожью обиды в голосе:

— Я сын путевого сторожа. Ты не забыла об этом? Увидят тебя со мной твои друзья — посмеются…

Зина зарделась от смущения.

— Что за глупости, Воля? Причем тут путевой сторож? Мой отец тоже был простым ремонтным рабочим. И не смей так говорить.

— Я знаю, я для тебя не товарищ, — упрямо сказал Володя. — Ты гуляешь со мной просто потому, что тебе скучно.

— Нет, нет. Не думай так, Воля. Ты серьезный и умный, — наклоняясь к его лицу и ласково поблескивая глазами, продолжала она. — Ты не похож на других мальчишек. Ты совсем как взрослый, слышишь?

От этих слов у Володи захватило дыхание.

— Ты должен учиться, — строго сказала Зина. — Обязательно.

— Я уже готовлюсь в четвертый класс гимназии, — гордо заявил Володя.

Зина радостно и удивленно взглянула на него.

— Воля, так это же чудесно! Ты окончишь гимназию, можешь даже поступить в университет.

— А на какие шиши, как говорит мой отец, — угрюмо и едко заметил Володя. В искреннем восторге подруги он уловил нечто обидное для себя. — Значит, все-таки лучше было бы для тебя, если б я был студентом, как Стаська Чарвинский? Сознайся — для тебя я был бы тогда… Ну как тебе сказать… Более подходящая пара, что ли…

Зина нетерпеливо дернула плечом.

— Ты говоришь чепуху. Разве плохо быть образованным человеком? Сын путевого сторожа, и вдруг… Расскажи же, кто помогает тебе готовиться.

Володя с увлечением стал рассказывать о Михаиле Степановиче, о своих занятиях. Он постепенно воодушевлялся, все более горячо и уверенно звучал его голос. Лицо Зины, освещенное бледным отблеском заката, становилось то серьезным, то ласково удивленным.