Далекие часы

У меня возникло подозрение, что люди любили обсудить Юнипер: ее семья была знатной, сама девушка была красивой и талантливой… очаровательной, по маминым словам… и все же Юнипер-подросток избила парня? Это казалось по меньшей мере невероятным.

— Послушайте, возможно, это всего лишь безосновательные старые слухи. — Тон Адама снова стал небрежным, вторя моим мыслям. — И ее сестры наложили запрет на наше интервью совсем по другой причине.

Я медленно кивнула.

— Больше похоже, что они хотели уберечь ее от стресса. Она нездорова, она определенно не любит незнакомцев, она даже не родилась, когда «Слякотник» был написан.

— Уверена, вы правы, — отозвалась я. — Уверена, что все дело в этом.

Но я не была уверена. Я вовсе не думала, что близнецы переживают из-за давно забытого случая с сыном садовника, однако не могла избавиться от подозрения, что здесь скрывается что-то еще. Я положила трубку и вернулась в тот призрачный коридор, переводя взгляд с Юнипер на Саффи и Перси и обратно и чувствуя себя ребенком, достаточно взрослым, чтобы заметить намек в пьесе, но слишком несведущим, чтобы расшифровать его.

В день, когда я должна была отправиться в Майлдерхерст, мама пришла в мою комнату пораньше. Солнце еще пряталось за стеной «Зингера и сыновей», но я уже около часа как проснулась, взволнованная, словно ребенок в первый день школы.

— Сейчас я кое-что тебе дам, — сообщила мама. — Или, по крайней мере, одолжу. Эта вещь очень дорога мне.

Гадая, что это может быть, я ждала. Она что-то достала из кармана халата. Мгновение смотрела мне в глаза, затем протянула небольшую книжку в коричневой кожаной обложке.

— Ты сказала, что хотела узнать меня получше. — Мама изо всех сил старалась быть мужественной, унять дрожь в голосе. — Все это здесь. Она здесь. Та, кем я была.

Я взяла дневник так же робко, как новоиспеченная мать берет на руки младенца. С благоговением и страхом навредить, с удивлением, волнением и благодарностью за то, что мне доверили подобное сокровище. Я не знала, как реагировать, в голове крутились тысячи фраз, но в горле стоял комок, накопившийся за долгие годы, и никак не желал пропадать.

— Спасибо, — выдавила я, прежде чем заплакала.

Мамины глаза немедленно подернулись ответным туманом, и в тот же миг мы потянулись друг к дружке и крепко обнялись.

3

20 апреля 1940 года

Обычное дело. После ужасно холодной зимы весна улыбалась во весь рот, день был просто чудесным, что Перси невольно расценила как плевок самого Господа. В тот миг она утратила веру, стоя в деревенской церкви в дальнем конце семейной скамьи, которую придумала ее бабка и вырезал из дерева Уильям Моррис. Она смотрела, как мистер Гордон, священник, объявляет Гарри Роджерса и Люси Миддлтон мужем и женой. Вся сцена отдавала смутным вязким привкусом ночного кошмара, хотя, возможно, свою роль сыграло немалое количество виски, которое она выпила, чтобы как-то поддержать себя.

Гарри улыбнулся новобрачной, и Перси в очередной раз поразилась, насколько он красив. Не в общепринятом смысле — он не был ни порочным, ни лощеным, ни опрятным; скорее он был красив, потому что был добр. Она всегда так считала, даже когда была маленькой девочкой, а он был молодым парнем, который приходил в дом чинить папины часы. Его манера поведения, походка и осанка выдавали человека, не обладающего непомерно раздутым самолюбием. Более того, его медлительный, размеренный нрав, хоть и лишенный бойкости, свидетельствовал о заботе и нежности. Она любила наблюдать сквозь перила, как он возвращает к жизни самые старые и своенравные часы замка, однако он старательно не замечал ее. Сейчас он тоже ее не видел. Он не сводил глаз с Люси.

Та, в свою очередь, улыбалась, великолепно изображая радость от венчания с любимым человеком. Перси знала Люси много лет, но не подозревала, что она такая превосходная актриса. В животе неприятно забурчало, и Перси вновь пожелала, чтобы это испытание поскорее закончилось.

Конечно, она могла остаться дома — притвориться больной или сослаться на очень важную работу на благо фронта, — но тогда поползли бы слухи. Люси работала в замке больше двадцати лет, она просто не могла выйти замуж без членов семьи Блайт среди паствы. Папа, по понятным причинам, явиться не мог, Саффи готовила замок к приезду родителей Мередит, а Юнипер — в любом случае не идеальный кандидат — удалилась на чердак в порыве вдохновения; и потому выбор пал на Перси. Уклониться от ответственности она не могла, в немалой степени потому, что пришлось бы объяснять свое отсутствие сестре-близнецу. Саффи ужасно расстроилась, что пропустит венчание, и потребовала доложить обо всем в малейших подробностях.

— Платье, цветы, то, как они будут смотреть друг на друга, — перечисляла она, загибая пальцы, пока Перси пыталась вырваться из замка. — Мне интересно абсолютно все.

— Да-да, — отмахнулась Перси, прикидывая, поместится ли фляжка с виски в модную маленькую сумочку, которую Саффи заставила ее взять. — Не забудь про папино лекарство, хорошо? Я оставила его на столе в вестибюле.

— На столе в вестибюле. Ладно.