Дача на Петергофской дороге

Наиболее значительны повести Е. А. Ган «Суд света» и «Теофания Аббиаджио», вышедшие на переломе 30–40 годов. Разбор произведений писательницы В. Г. Белинским в 1844 году — заметное свидетельство постепенного изменения общественных взглядов на существо «женского вопроса». Если среди авторов литературных журналов в 30-е годы были единицы женских имен, в 40-е их появляются уже десятки.

Популярностью пользовались и произведения Елизаветы Васильевны Кологривовой, публиковавшейся под псевдонимом Фан-Дим. Это имя поглощено, пожалуй, наиболее плотным забвением. И не случайно — творческий вклад Е. В. Кологривовой в русскую литературу менее значителен, чем Е. А. Ган или Ю. В. Жадовской. Жесткой, порой уничтожающей критике подвергал некоторые книги Фан-Дим В. Г. Белинский. Однако и у нее есть несомненные заслуги перед отечественной культурой. В первую очередь это выполненный ею в соавторстве перевод «Божественной комедии» Данте. Он удостоился похвалы В. Г. Белинского, который отметил целесообразность прозаического переложения вдохновенных дантовских терцин. Замысел Е. В. Кологривовой издавать журнал «Женский вестник», относящийся к 1845 году, свидетельствует о серьезной целеустремленности писательницы в борьбе за гражданское и творческое равноправие женщины. Осуществить издание не удалось. Творческая деятельность таинственной Фан-Дим в середине 40-х годов прервалась в связи с ее переездом в деревню. Провинциальный быт дореволюционной России наглухо перекрывал творческий выход немалому числу талантливых натур. И не только женских.

Повесть Е. В. Кологривовой «Хозяйка» характерна для фантастического течения в романтическом направлении русской литературы начала XIX столетия.

У «Хозяйки» большой ряд предшественников — произведения В. Ф. Одоевского, А. А. Погорельского, О. М. Сомова. Теснее всего сюжет данной повести соприкасается с историями, поведанными Н. В. Гоголем в «Портрете» и М. Ю. Лермонтовым в незаконченном произведении «Штосс». В основу положены сложные, до конца и поныне не раскрытые, взаимоотношения художественного воображения, реальности и природы творческого вдохновения. Как и у Лермонтова в «Штоссе», недостижимость идеала прекрасного, к которому устремлен живописец, передана обликом таинственной, то возникающей, то исчезающей женщины. Жить без идеала красоты художнику невозможно, но и стремление полностью овладеть им кончается трагично. Этот мотив присущ большинству романтических произведений о людях искусства. Звучит он и в повести Е. В. Кологривовой. Характерен для большинства работ фантастического направления и еще один подтекст. Он напоминает о притягательности всего таинственного, но и об опасности прорыва за предустановленные пределы.

Степень условности изображенного автор иронично подчеркивает завершением повести. Здесь откровенно осмеивается тот чересчур доверчивый читатель, который бы захотел потребовать отчет в истинности событий. Автор как бы признается в своей мистификации, впрочем, ничуть не чураясь ее.

С пристальным вниманием следил В. Г. Белинский за публикациями М. С. Жуковой. Критик посвятил ее работам целый ряд специальных рецензий. Первую известность принесли М. С. Жуковой «Вечера на Карповке», вышедшие двумя книгами в 1837–1838 годах. Исследователи справедливо, на наш взгляд, усматривают в этом цикле произведений влияние пушкинских повестей Белкина. Речь не идет о том, чтобы сопоставлять художественные достоинства творений гения и произведений, созданных, по словам Белинского, «обыкновенным талантом». «Излучение» творчества гения по-разному воспринимают последователи. Оно сказывается в изменении эстетических критериев, жанровых установок, образного языка, направления стилевых исканий. Творческая установка М. С. Жуковой высказана во вступлении к «Вечерам на Карповке»: «Я уверена, что каждый из нас, если только захочет порыться в памяти, то найдет в ней многое слышанное, виденное, происшествия, в которых сам был действующим лицом или зрителем». Отсюда и естественность возникновения предлагаемых читателю повестей: «Я получила позволение собрать и издать повести, которые слышала в гостиной… Я не переменила в них ни одного слова и выдаю так, как они были написаны для больной старушки. Продолжение будет зависеть от внимания, которым удостоит публика первый труд мой».

«Вечера на Карповке» точно следуют руслом романтической эстетики. В сборниках повестей, вышедших двумя изданиями в 1840 и 1841 годах, реалистический элемент звучит отчетливей. В. Г. Белинский писал об этом: «В повестях г-жи Жуковой уже видно как бы невольное стремление вследствие духа времени — искать сюжетов в действительной современной жизни и заботиться о естественном изображении подробностей быта и ежедневной жизни героев, сообразно с их положением в обществе и степенью их образованности»[7].