Читаем Дача на Петергофской дороге полностью

Проехал. Она прижимает руку к груди, как бы желая удержать сердце, готовое вылететь. Смотрит: кажется, небо стало светлее, вокруг нее веселее; как будто небесное сияние осветило комнату. И теперь она просидит целый час, все припоминая эту улыбку, этот взор, это движение руки. И так пройдет целый день, и завтра то же. Видеть его и потом ждать — и так вся жизнь. О! это хорошо… А там, тихонько, без ведома девушки, сколько надежд роится в голове! Недаром вечером, сидя за столиком подле Веры Яковлевны, которая в очках, придвинув свечку к носу, вяжет чулок, Зоя оставляет работу, взглядывает боязливо на Веру Яковлевну, разгибает книгу, опять взглядывает на тетушку и, зажмурясь, замечает наудачу пальчиком строчку на правой стороне; недаром с жадностью читает ее и, закрасневшись, отталкивает книгу; или, нахмурясь, снова разгибает, только на другом месте, и опять смотрит на тетку, и опять читает; недаром…

Но, ах! Быть может, были и другие в то же время, которые откладывали в сторону толстый том «Свода законов» и также загадывали, быть может, в элегиях Батюшкова. Советник Ильин не был также покоен; Зоя Павловна занимала собою все свободное его время и занимала так, что даже и по палате было заметно некоторое изменение в образе его действий. Журналы были не помечены, и в самых совещаниях советник не всегда знал, о чем идет дело, и — молчал. Зоя нравилась ему; в продолжение нескольких дней он ласкал себя надеждою, что он может осчастливить ее; уже видел ее советницей, хозяйкой дома, матерью его детей…

Но вот уже несколько дней, как все переменилось. Зоя не обращает на него внимания, не ищет его взоров, не слушает его комплиментов, не смеется его шуткам, или, что еще хуже, слушает не его комплименты, смеется не его шуткам. Советник долго думал, не верил сам себе, еще сомневался; наконец решился открыться во всем почтенной благодетельнице своей Авдотье Васильевне, экс-прокурорше, и если она подтвердит замечания его насчет рождающейся склонности Зои к гвардейцу, собрать все благоразумие свое и, как должно рассудительному советнику, предоставить милую ветреницу ее судьбе. Итак, в одно воскресенье советник приехал обедать к экс-прокурорше, и нарочно пораньше, пока еще никого не было, и изложил сколько мог яснее все обстоятельства занимавшего его дела. Старушка выслушала, потрясла головою, и хотя согласилась, что замечания советника были не без основания, однако никак не одобрила мысли его отказаться от Зои. Зоя — ребенок; она, то есть экс-прокурорша, поговорит с Верою Яковлевною, женщиною основательною, вместе побранят Зою и заставят ее выкинуть из головы бред. Таким образом успокоив советника, она сыграла с ним до приезда гостей двенадцать королей в пикет, а дня через три после того советник через экс-прокуроршу просил формально руки Зои Павловны.

В жизни народов бывает, говорят, иногда, что они спят по целым столетиям, не рассуждая, не жалуясь, не зная даже, можно ли желать лучшего, и вдруг блеснет искра, и они пробуждаются, мыслят, испытывают и сознают себя и свое настоящее. Так и в сердце девушки; ребенок-Зоя до сих пор жила, не зная, как уходила жизнь, наслаждалась настоящим, не зная, что было оно, и не спрашивая, что вело оно за собою. Вдруг является вопрос: идти ли за советника? Зоя, не думая, отвечает: отказать, отказать. Но для чего? Ответ готов: это образ князя с его прекрасными, одушевленными глазами, милою улыбкою и темными усиками. Но если прежде этот образ отвечал на все движения души, то теперь Зоя спрашивает: отчего же это так? Она любит… Любит! Но любят ли ее? Чему жертвует она счастьем отца, как уверяют ее, выгодным женихом, как говорит Вера Яковлевна? — чему? И на это ответ легко найти.

Если б он и не любил ее, если б ей и не быть за ним, то любить его, жить им одним, для него, это уже значит жить. И как идти к алтарю, нося в сердце образ другого; как сказать «да», когда душа полна другой любовью?.. Но все это важные, неотразимые причины для сердца шестнадцатилетней девушки и кажется вздором, бреднями для людей рассудительных. Бедная Зоя! Сама Вера Яковлевна, которая отдала бы жизнь свою для твоего счастья, скажет тебе: выкинь это из головы. Она не подумает, скольких страданий будет тебе стоить эта кровавая операция. Но ничего! Надобно, чтоб другие были счастливы по-нашему, а не по-своему. Зоя просила отсрочки. Она хотела употребить это время, чтобы приготовить победу над сердцем? И! нет! Она об этом и не думала. Молодость полна веры в счастье. Ей все кажется, что завтра оно вынесет ее из пучины. Следственно, выиграть время — этого уже было довольно для Зои.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература