Дача на Петергофской дороге

Между тем на дачах начали говорить о помолвке Мери. Дача на Петергофской дороге — это настоящий маленький городок, колония, куда съезжаются со всех концов Петербурга, знакомятся хотя и не скоро, стараются узнать одни о других: кто, откуда, кого принимают, как живут? И таким образом, за недостатком собственной жизни, живут жизнью соседей. Тут завязываются интриги, хотя большею частью в воображении наблюдателей; тут ум изощряется на догадки, тут разыгрывается притворная невнимательность, тут на несколько времени накидывается барская важность, и все это до тех пор, пока к концу лета все узнают друг друга. Любопытство, на минуту пополнившее своими тревогами пустоту, которою все мы и вечно страждем, удовлетворено, и все говорят: «пора в город». Дачи пустеют.

И точно пустеют, потому что пропала новизна, наполнявшая их. Нам непременно надобна новизна, будь то детские погремушки, лишь бы что-нибудь заняло наше внимание, отвлекло нас от нас самих, от нашего врага — пустоты…

Прекрасная Мери с этой стороны была очень полезна жителям дач Петергофской дороги. Она занимала не одну дачу, но все окрестные и даже на довольно большое расстояние. И как могло быть иначе? Хороша, невеста и богата! К тому же насмешлива, резва, одета по последней моде: судите поэтому, могла ли быть в человеческом сердце струнка, которую Мери не задела бы, и чувствительным образом! Ее хвалили, бранили, превозносили до небес, о ней рассказывали тысячу анекдотов, ее хотели видеть; одним словом, Мери пользовалась на Петергофской дороге такой популярностью, какая только возможна в нашем степенном и благоразумном мире. Вдруг говорят: Мери выходит замуж! Как тут не взволноваться всем дачам? Каждая оставила на время свои частные интересы и занялась будущей свадьбой. Кто жених? богат ли он? военный? придворный? хорош ли? — вопросам не было конца. Слава богу! на несколько дней было о чем поговорить, потолковать.

Между тем и действительно дело о свадьбе довольно подвинулось. Князь был представлен бабушке; через несколько времени после того и самая княгиня приехала к старухе напомнить старинное знакомство, а Елена Павловна сделалась почти ежедневною гостьей в доме. Она играла с бабушкой в преферанс, ездила по магазинам с Мери; с ней советовались о шляпке; ей рассказывали маленькие домашние тайны… Есть люди, которые умеют сделаться везде и в одну минуту своими и необходимыми. Елена Павловна обладала этим талантом в высшей степени. Только в одном доме это ей решительно не удавалось — в своем; зато Иван Григорьевич говорил иногда, когда подчас взгрустнется ему о том, что некому будет передать ни заслуженного имени, ни нажитого состояния: «А что? Может быть, оно и к лучшему, что бог не дал мне детей». Посторонние говорили напротив: «Вот кому не дает бог детей: какая превосходная мать была бы Елена Павловна, когда она о племяннике печется, как о сыне!»

И точно, Елена Павловна пеклась о князе, как будто бы он был ей ближе, чем племянник. Казалось, он был ее единственной мыслью. Надобно было видеть все, что делала она, чтоб достичь своей цели — его благополучия, то есть женитьбы на Мери. Она была за него влюблена, за него нежна, внимательна. Что только Мери просыпалась, уж от Елены Павловны записка. «Я увижу тебя через час, моя бесценная Мери, — писала превосходная женщина, — мне надобно теперь же, сию минуту знать, какова ты, как провела ночь. Мне это непременно надобно знать. Бога ради, мой ангел, напиши хоть одно слово, не ленись… Право, это будет доброе дело». И слова «доброе дело» были подчеркнуты. Через час превосходная женщина действительно являлась сама, и Мери предоставляла ей угадать, почему известие о ее здоровье часом ранее было добрым делом.

Потом ездят по городу. «Что ж, Мери, а к M-me Ch…?» — «К M-me Ch…? Зачем?» — «Да ведь мы вчера условились». — «Разве вам нужно что?» — «Нет, но ты хотела». — «О, нет! я раздумала». — «Бесчеловечная!» — «Это почему?» — «Там целое утро ждут». — «Право?» — «Не веришь?» — «Если нечего лучшего делать, то, право, мне не жаль». — «Однако, Мери, посуди, каково же смотреть в окно, прислушиваться к стуку экипажа!» — «Знаете ли что? Если кто-нибудь в серьезных летах был бы способен так ждать». — «Мне был бы он смешон. Говорят, все влюбленные смешны». — «А ведь верите во влюбленных?» — «Хорош вопрос! Право, я дорого бы дала, чтобы не верить, уверяю тебя». — «И дорогая плата! Зачем же? Посмотрите только повнимательнее». — «Мери! чем можно уверить тебя в любви?» — «Меня? Боже мой! вы знаете, что нас, женщин, так легко уверить!» — «Только не тебя». — «Оттого, быть может, что я не имею высокого мнения о своих достоинствах». И Мери потупляла глазки так мило, так предательски простодушно… «Ах! — (несколько поклонов), — бедный!» — «Кто это?» — «Евгений, мой племянник». И Елена Павловна сидит безгрешно, как новорожденный младенец…

А между тем до какой степени причастен был Евгений нежностям, какие приписывала ему Елена Павловна, и до какой степени трогала она Мери? О первом не могу сказать, второе узнаем из следующего разговора.