Да, та самая миледи

– Однако, сударыня, – попытался он разобраться с помощью логики, – если Вы действительно больны, за доктором будет послано, а если Вы нас обманываете – ну что ж, тем хуже для Вас, но, по крайней мере, нам не в чем будет себя упрекнуть.

А вот как отвечают на логичный довод прелестные женщины: я уткнулась в подушку и залилась слезами.

Фельтон в этот раз не стал становиться ко мне спиной; он с минуту посверлил взглядом мой затылок, затем вышел. За ним вышла женщина. Винтера тоже не было.

Ну вот, дело сделано, еще часок можно подремать, а то лейтенант решил, что здесь казарма. Я накрылась одеялом с головой и снова уснула.

Часа через два я проснулась. Вот и болезнь прошла, можно вставать.

Завтрак стоял на внесенном утром солдатами столике. Есть я не стала: нужна легкая изможденность. Поем в обед.

Не замедлил появиться и лейтенант. Даже не посмотрев, прикоснулась ли пленница к еде, он приказал вынести стол. Не поднимая глаз, солдаты выполнили приказание.

Фельтон, на удивление, задержался. Он держал книгу.

Я отрешенно наблюдала за ним из кресла, не проявляя, впрочем, никакого интереса к его персоне.

– Лорд Винтер такой же католик, как и Вы, сударыня, – подошел ко мне лейтенант, – подумал, что невозможность исполнять церемонии и обедни Вашей церкви для вас может быть тягостным лишением. Поэтому он изъявил согласие, чтобы Вы каждый день читали Ваши молитвы. Вы найдете их в этой книге.

Он неприязненно положил молитвенник на стол.

Этот короткий монолог и жест стоили многочасовой речи или пухлого досье на лейтенанта. Стала понятна и преувеличенная, не менее тщеславная, чем роскошь, простота костюма, и тщательно пестуемая в самом себе суровость, иногда странная, иногда просто смешная, но всегда неестественная для столь молодого человека.

Я взвилась из кресла со словами:

– Я?! Я, сударь… мои молитвы! Лорд Винтер, этот развращенный католик, отлично знает, что я не одного с ним воспитания, и хочет расставить мне сети!

Наконец-то на лице Фельтона проступило долгожданное удивление.

– Какого же Вы вероисповедания, сударыня? – озадаченно спросил он.

– Я скажу это в тот день, когда достаточно пострадаю за свою веру! – пылко заявила я.

Глаза у Фельтона были такими, словно в подворотне вместо уличной девки он вдруг увидел беломраморное изваяние Девы Марии.

Пуританин, господи, да он простой молодой пуританин! Где его откопал Винтер? Он не мог сделать мне большего подарка.

– Я в руках моих врагов! – продолжала восклицать я тоном, который сделал бы честь любому их проповеднику. – Уповаю на Господа моего! Или Господь спасет меня, или я погибну за него! Вот мой ответ, который я прошу передать лорду Винтеру. А книгу эту, – указала я пальцем на молитвенник и, глядя на него с тем же выражением, с каким смотрел на меня вчера Фельтон, – Вы можете унести и пользоваться ею сами, ибо Вы, без сомнения, вдвойне сообщник лорда Винтера – сообщник в гонении и сообщник в ереси.

С удовольствием высказав все это лейтенанту, я опять упала в кресло и перестала замечать молодого человека.

Ошарашенный Фельтон молча взял книгу, словно дохлую крысу. Он пошел к выходу, но теперь его походка не отличалась прежней размеренностью. Он был серьезно растерян.

Младенец, сущий младенец…

Вот такие младенцы и обрекают людей на смерть без малейшего колебания.

Но скоро должен примчаться взбешенный дорогой брат.

Деверя не было в замке до вечера, иначе бы он появился значительно раньше.

Он пришел около пяти часов, фыркая и роя копытом землю, как неаполитанский скакун.

– Кажется… – начал он, развалившись в кресле перед камином и вонзив свои шпоры в коврик, – кажется, мы совершили попытку слегка отступиться от своей веры?

Я сидела в другом кресле напротив него, выпрямившись и сложив руки на коленях.

– Что Вы хотите этим сказать, милостивый государь? – холодно спросила я.

– Я хочу сказать, – мотнул головой Винтер, словно отгоняя муху, – что, с тех пор как мы с Вами в последний раз виделись, Вы переменили веру. Уж не вышли ли Вы за третьего мужа – протестанта?

Правильно, именно это он и должен был сказать.

– Объяснитесь, милорд! – величественно сказала я. – Заявляю Вам, что слышу Ваши слова, но не понимаю их.

Дорогой брат чувствовал, что я веду какую-то игру, но, как обычно, понять, в чем дело, не смог.

– Ну, значит, Вы совсем неверующая – мне это даже больше нравится, – сально хихикнул он.

Умница моя, какой хороший родственник!

– Конечно, это больше согласуется с Вашими правилами! – ледяным тоном заявила я.

– О, признаюсь Вам, для меня это совершенно безразлично! – Винтер посмотрел на меня с видом победителя.

– Если бы Вы даже и не признавались в равнодушии к религии, – подхватила я, – Ваш разврат и Ваши беззакония изобличили бы Вас!

Боже мой, как приятно, когда собственное мнение и поставленная задача совпадают!

– Гмм… – помял нос Винтер. – Вы говорите о распутстве, госпожа Мессалина, леди Макбет? Или я толком не расслышал, или Вы, черт возьми, на редкость бесстыдны!