Да. Нет. Не знаю

– Тому, что без детей жить невозможно. Возможно. Ну, а если так хочется – бери и усыновляй. Хорошо, мне никто не подсказал тогда, что такая возможность существует. А то бы усыновила и сейчас бы, как ты, прыгала: ой, не говорите, ой, не знаю, ой, девочка расстроится… Хватит нянчиться со здоровой и взрослой девкой.

– А чего же ты в бой рвалась? – ухмыльнулась Наташа. – Все про маленькую разницу в возрасте говорила, мол, молодая молодую быстрее поймет, дело тонкое потому что…

– А я, Наташенька, не забыла, как мучилась и в унитаз заглядывала: кровит, не кровит… Так хотела!.. И Лерку я понимаю. Вон, Ирку спроси: хорошо это или плохо? А сейчас вот вас послушала и решила: совсем тетки охренели! Носятся с этой куклой, как с писаной торбой. Отвалите от нее все, и пусть живет спокойно.

– Если бы… – вздохнула Алечка.

– Правильно, – Валечка решила дожать до конца. – Она не успеет успокоиться, а тут вы – все разом. Может, еще попробовать? Ну, ладно эти (она кивнула в сторону Наташи и Ирины), но ведь ты-то врач! Ты же знаешь, чем дело закончится. Сама каждый день в церковь бегаешь, свечку ставишь, что у самой получилось. Думаешь, и у нее так же сложится? Не сложится!

– Не сложится, – подтвердила Аля, но заплакать не решилась, неожиданно осознав тщетность испытываемых ею страданий по поводу дочери. «А ведь Валя права! – озарило Алечку. – Я переживаю по поводу того, к чему необходимо отнестись как к данности. «Генетический каприз», – вспомнила она часто цитируемые матерью слова Георгия Константиновича. – По-другому не будет. И чуда не будет. И зачем вообще моей Лерке ребенок? Она сама, как ребенок…»

– Согласна? – миролюбиво обратилась к сестре Валя, обратив внимание на то, как изменилось лицо Али Спицыной. – Вот так-то! А то начали – надо усыновить! А прежде надо поговорить…

– Ты же больше всех кричала, – напомнила ей Наташа.

– Тоже дура, – честно оценила свою активность Валя.

– Это точно, – засмеялась Наталья Михайловна, после чего Валечка задорно уточнила:

– Это ты сейчас мне как кто говоришь? Как ректор или как сестра?

Женщины дружно прыснули.

– Ладно еще – здесь мамы не было, – вдруг спохватилась Ирина и мысленно перекрестилась. – А то бы…

– Ничего не «а то бы», – поправила Валентина Михайловна. – Я вот чем больше за ней наблюдаю, тем больше поражаюсь: такое ощущение, что с годами она все умней становится.

– Мудрей, – поправила Наташа.

– Мудрей, – согласилась сестра. – Я, если честно, предполагала, что она вслед за Полиной умом тронется и в детство впадет. А она – нет: за всем следит, в Интернете шарит, «Коммерсант» выписала. Зачем ее дед на исторический засунул? Сейчас сидела бы в какой-нибудь торгово-промышленной палате и консультировала. Не баба, а калькулятор. Вчера снова ко мне с этим загранпаспортом пристала – в Лас-Вегас слетать хочет. Я ей говорю: «Там, знаешь, сколько часов лету? Часов шестнадцать, не меньше!» А она: «Мне все равно. Маргарет Тэтчер летает, чем я хуже?» В общем, девчонки, если нас то же самое в ее возрасте ждет, я согласна.

– Вот она, реальная польза интеллектуального труда, – провозгласила Наталья Михайловна. – Не первый раз читаю: чем выше интеллект, тем слабее Альцгеймер.

– Не факт, – опровергла слова Наташи доктор Спицына.

– Не факт, что «Альцгеймер слабее», или не факт, что он «нас ждет»? – полюбопытствовала Валечка.

– И то, и другое не факт, – глубокомысленно изрекла Аля и с чувством определенного превосходства посмотрела на сестер: в этом вопросе она, безусловно, разбиралась больше, чем они, работницы интеллектуального труда. «Можно подумать, работа хирурга – это работа автослесаря!» – про себя отметила Алечка, но вслух ничего говорить не стала. Равно как и не стала разговаривать с собственной дочерью, когда та задала сакраментальный вопрос: «Ну, и что мне делать?»

– Ничего, – коротко ответила Альбина Михайловна и буквально впилась в Леру взглядом.

– Тебе что, все равно? – неожиданно быстро для своей флегматичности отреагировала дочь.

– Нет, – мать и дочь словно поменялись местами.

– Тогда почему ты ничего не говоришь?

– А что я должна сказать? – Аля даже зевнула, чем явно вызвала у дочери интерес.

– Я смогу рожать?

– Рожать, в принципе, может каждая женщина. Не всякая может родить, – ушла от ответа Альбина Михайловна.

– Ты хочешь сказать, что я не смогу родить? – голос Леры окрасился нотками тревоги.

– А ты как думаешь?

– Какая разница, что думаю я? – недовольно спросила у матери ее дочь.

– А какая разница, что думаю я? – Аля все-таки решила переложить ответственность за дочернее решение со своих плеч на плечи самой Леры как главной виновницы происходящего.

– Ты врач, – напомнила матери дочь.

– Но я же не гинеколог, – гнула свою линию Алечка.

– Ну и что, – капризничала Лера и требовала от матери внятного ответа на поставленный вопрос, отчего Але с каждой минутой становилось все труднее сохранять внешнее безразличие. – Ты же врач!

– Какое отношение это имеет к тому, сможешь ты родить или нет? И почему ты сама не можешь определиться: хочешь ты рожать или нет?

– Хочу, – немногословно очертила свою позицию Лера.