Да. Нет. Не знаю

– Да не Генрих он никакой, – усмехнулась Валечка, и Аурике сразу стало ясно, что влюбленной ее дочь назвать трудно. – Он Геннадий. Геннадий Павлович. Но почему-то любит, когда его называют Генрихом.

– Валька, ну скажи мне честно, как ты – здоровая, красивая молодая женщина – умудрилась оказаться с ним в одной постели?

– Я не знаю… Так получилось.

– Валь, ты дура. А почему ты про беременность ничего не сказала?

– Я сказала, – призналась Валечка.

– Кому?

– Але.

– Ну, теперь мне понятно, с какого перепугу ты замуж рванула. Аля научила, – Аурика Георгиевна подняла палец и погрозила им невидимой Алечке. – Она же у нас в православие ударилась, всегда стоит на страже нравственности и морали.

– Ничего она не стоит. Просто сказала, что беременность надо попытаться сохранить, потому что предыдущие выкидыши – плохой сигнал.

– Ну и сохраняла бы, – недовольно буркнула Аурика. – Что за проблема?

– Алька сказала: чтобы сохранить, надо успокоиться, выйти замуж и ничего не бояться.

– Дура твоя Алька, – тут же вынесла свой вердикт мать. – Только она могла посоветовать такую глупость.

Валечка не ответила ни слова. Аурика Георгиевна тоже на минуту замолчала, а потом подошла к дочери, поцеловала ее в макушку и задумчиво произнесла:

– А вот если бы я не купила тебе ту квартиру на Профсоюзной, ничего бы не было. И ведь не хотела брать-то ее, как чувствовала. Сестер твоих послушала. А теперь – смотри-ка: и квартира, и муж, и – дай бог, ребенок. Ну не чудо ли у тебя мать?!

Тогда Валентина матери ничего не ответила, задумавшись о том, что ждет ее впереди. Ей мерещился толстый ребенок, почему-то обязательно – мальчик, между ног которого бойко топорщился главный инструмент мужчины, ремонт в квартире и неожиданно помолодевший Генрих, внешне напоминающий собственного сына.

В реальности вместо толстого мальчика из нее, словно под давлением, вылетели кровавые куски, а одетый в элегантный костюм сын Генриха недвусмысленно намекнул мачехе, что на дополнительную жилплощадь той рассчитывать не следует, и вообще – муж должен жить вместе с женой, а не в соседней квартире. Валечка сначала расстроилась, а потом подумала и попросила Генриха окончательно вернуться к себе и больше не приходить к ней вечерами, потому что потом лень за ним дверь закрывать и скакать по холодному полу босыми ногами.

– Ну, хоть иногда? – попросил лишенный женского тепла Генрих.

– Ни-ког-да, – как отрезала Валечка и, поменяв в двери замки, стала обращаться к бывшему мужу «Геннадий Павлович».

Аурика Георгиевна искренне обрадовалась дочернему разводу и тут же выделила деньги на покупку дачи.

– Компенсация за неудачную беременность? – злобно поинтересовалась Валентина Михайловна, вспомнив не так давно произошедший разговор о распределении дедовских благ внутри семьи.

– Ничего подобного, – заверила ее Аурика. – Компенсация может быть только за неудавшееся замужество. Хотя неудачным его назвать сложно. По-моему, все закончилось как нельзя более удачно, без потерь с обеих сторон: ты сходила замуж, он – в рай. Никаких претензий друг к другу.

– В какой рай, мама! Что ты несешь?

– Конечно, в рай. Старый лысый мужик, стесняющийся собственной лысины, спал с молодой, красивой тридцатилетней женщиной – и ничего за это не должен. Разве это не рай, девочка моя?

– Мама, твой цинизм меня иногда пугает.

– Напрасно, – заверила дочь Аурика. – У тебя будет такой же, если ты не пойдешь по Алькиным стопам и не ударишься в религию. Но ты, я думаю, не ударишься, потому что с детства демонстрировала критический взгляд на вещи. И потом – у тебя прекрасное чувство юмора, здоровые амбиции и полное нежелание истязать собственное тело длительными постами ради духовного совершенства.

– Ты хочешь сказать, что я абсолютно безнадежна?

– Нет. Я хочу сказать, что ты слишком молода для того, чтобы ставить крест на своей личной жизни. Тебе еще многое нужно попробовать…

– Какой смысл? Родить же я все равно не смогу!

– А кто тебе сказал, что рождение детей – это главное предназначение женщины? – очень серьезно произнесла Аурика Георгиевна, и голос ее дрогнул: так говорил ей Георгий Константинович много лет назад, видя, как дочь терзается при мысли о том, что ее нельзя назвать хорошей матерью. Ее дети мучились по другому поводу: ни Наталья, ни Ирина, ни Валя, судя по всему, никогда не узнают радости материнства, а потому ее задача – создать иллюзию, что эта радость явно преувеличена. На самом же деле…

– На самом же деле, – продолжила она. – Жить без детей гораздо лучше, чем с ними. Поверь! Это стократ увеличивает ценность твоих собственных ощущений, твоей собственной жизни. Это продлевает молодость и провоцирует мужчин на стойкий интерес, потому что если женщина не принадлежит ребенку, она не принадлежит никому.

– Тогда зачем ты рожала? – с вызовом поинтересовалась Валечка.

– Залетала, – по-житейски ответила мать и тут же добавила: – И Мишка хотел. И папа…

– А ты? – Валентина впилась в мать глазами.