— Значит надо сделать так, чтобы он не захотел ехать, — Деймон открыл дверь. Им стоило вернуться внутрь, иначе девочка его окончательно заболеет. — Ты же охмурила этого Десмонда, так что во второй раз… в третий у тебя все должно выйти еще лучше.
«Третий» явно намекал на Тайлера. И как-то слишком тактично Сальваторе умолчал о себе. Она ведь не охмуряла его. Она ведь всегда ему была по сути безразлична. Просто бесила его иногда, больше ничего. А все эти взгляды украдкой и прикосновения — лишь издержки их взаимодействия.
Мерзавец.
Девушка взглянула на него, потом все-таки зашла в коридор, и тепло помещения сразу обволокло ее. Она опустила руки, выпрямила спину и, выше подняв подбородок, грациозно зашагала по коридору. Мальвина возвращалась в прежнее ампула. Для Мальвины чувства отходили на задний план. Мальвина просто ставила цель и просто шла к ней, наплевав на себя, наплевав на других, наплевав на правила, мораль и ценности. Для Мальвины не существовало барьеров.
И самой Елены в эти моменты тоже не существовало.
.3
В свете неоновых сияющих звезд нашлось место для новой галактики. И пусть в этой галактике было всего лишь две безжизненных планеты, это было шикарно. Тоскливо, неправильно, до одури одиноко, но шикарно. Искусство ведь тем и привлекательно, что обнажает не только прекрасное, но и уродливое. Тайлер был уродливым, Кэролайн — прекрасной, а вместе они были неповторимы, бескомпромиссны и живы.
Они были.
А потом как-то стало уже плевать на Мексику, Бонни и Елену. Потом Б-52 стал буянить в крови, заставляя ее бурлить. Музыка учащала пульс. Боль была притуплена. Двигаться быстрее и быстрее под шальную музыку стало своего рода единственным смыслом на сегодняшнюю ночь. Запахи алкоголя и чьих-то духов смешались, притупив обоняние. В этом чокнутом темпе бессмысленных танцев находился отток.
Кэролайн была весной. Тающей, прохладной и неприкасаемой. Под коркой ее взгляда было понимание, смешанное с неверием. Амбивалентное сочетание взрывало прежние принципы. Суть заключалась не в том, чтобы узнать друг друга получше и в очередной раз забыть о тех, о ком не получалось забыть. Суть заключалась в том, чтобы просто быть. Без всяких «потому что», без «если», без «так как». Вообще без слов. Они потеряли былую ценность.
Былую ценность потеряли принципы. И не было ни шанса ни секунды, чтобы сокрушаться о том, что раньше представлялось важным. Важность и здравомыслие остались за пределами клуба. Алкоголь в глотку — пролог сегодняшней ночи. Пролог новых проступков и новых преступлений. Только Елена уже точно знала, что хуже не преступления, а проступки.
За них не прощают.
Прощение не нужно было. Именно сейчас оно не казалось правильным и необходимым. Претерпевшая метаморфозу ночь обнажила души, как скульптур отчеканив каждый изгиб, доведя их до совершенства.
До совершенства была доведена Елена. Отвратительная, сгубленная, но стремящаяся к регенерации она отключила чувства, она стала еще более мерзкой, чем была раньше. И Деймону нравилась ее правильность. Без закосов под стерву, без понтов под крутую свэг-девочку, без повадок паиньки. Ничего лишнего. Елена была отшлифованной, прорисованной, отточенной, доведенной до апогея.
Она была притягательна. И когда Елена вновь обратилась к тому парню, у которого купила дурь, он указал ей на прибывшего клиента. Девушка лишь улыбнулась, не сказав ни слова и смело направившись к нему.
Кэролайн оперлась о барную стойку. Она чувствовала боль в животе от смеха. Она не хотела как-то контролировать свои эмоции. Алкоголь и недавно рассказанная шутка Тайлера заставили ее забыть о правилах приличия. Ей было жарко. От танцев. От алкоголя. От того, что здесь было душно.
Девушка выпрямилась, все еще опираясь о барную стойку. Тайлер стоял рядом, и Форбс не видела был ли он в таком же угаре как и она. Да и было ли это важно?
— Вообще-то, — сказала она, когда нашла в себе силы произнести хоть слово, — выпивка и музыка не доказывают того, что важен процесс.
— Не доказывают, — согласился Локвуд, ставя перед девушкой очередную дымящуюся стопку Б-52. Музыка разрывала барабанные перепонки, в глазах рябило. Открытие клуба получилось фееричным: темп усиливался, тела обнажались, принципы стирались, ночь набирала обороты. — Но доказывают эмоции.
Он вновь залил в свой организм очередную порцию убойного пойла. Голова уже не болела, а тело не становилось ватным. Сонливость не накрывала волнами. Вместо этого появлялось желание продолжать пребывать в таком каматозе.
— Бешеные эмоции, Пенелопа, — он поставил стопку обратно на барную стойку, перевел взгляд на девушку.
— Я — Кэролайн, — сказала она, даже не задумываясь о том, что завтра утром ей будет плохо. Маленький глоток спиртного оказался большим стимулом. Музыка раскрепощала, срывая оковы и будто пуская воск по раскаленным венам-проводам.