d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

— Помню, — прервал он ее. Он выпрямился, и девушке пришлось отступить назад. В тот момент, они оба готовы были поклясться в этом, они не слышали музыки, не видели людей, которые будто тенями проплывали мимо них, растворяясь где-то в темных углах. — Но не понимаю, зачем ты это сейчас вспоминаешь.

Елена выдержала паузу. Лучи прожекторов скользили по стенам, а пульсация клуба зазывала в свои объятия.

— Я тебе верила. И доверяла, — прошептала она, решая больше не говорить ничего. Лишние слова никогда никем не были услышаны, а восприняты — тем более. И девушка решила не тратиться на пустословия, решила, что если она выживала раньше, то выживет и сейчас, когда умирает рядом с ним. Умирает из-за него. Умирает для него. Умирает по нему.

Гилберт развернулась и направилась в толпу, надеясь что Сальваторе не уцепится за ней. Ее былая игривость развеялась. Растворилась. Расползлась по швам.

Но ее профессионализм вновь стал оттачиваться.

Деймон решил не преследовать Елену, ему было интересно, что она задумала. Он просто следовал за ней, оставаясь на расстоянии, не всегда четко ее видя, но не теряя ее из виду.

Елена, как призрак, просто ходила по периметру зала, внимательно присматриваясь к каждому, словно выискивая что-то или кого-то. Она привлекала внимание, это было заметно, и когда девушку пытались втянуть в танцы, она лишь улыбалась, застенчиво опуская глаза и проходя мимо. Елены не стало. Мальвина вырвалась наружу, и теперь Сальваторе точно знал разницу между этими двумя девушками. Если раньше они были одним целым, то теперь были разными. Абсолютно разными.

Гилберт обошла периметр клуб два раза. В движениях были плавность и степенность. Никакой спешки, никаких лишних движений. Лишь взгляд, скользящий по каждому красивому парню, по каждой привлекательной девушке. Лишь уверенность в себе. Деймон наблюдал за ней, и ему казалось, что Елена об этом знает. Что она знает все — знает его мысли, знает мысли незнакомцев, знает, что будет в будущем, и чему не суждено было случиться в прошлом. У нее есть ответы на все вопросы.

Не потому, что она особенная.

А потому, что она такая же как все.

Клубная музыка разрывала барабанные перепонки. Прожекторы мигали все чаще, а люди двигались быстрее, и Деймон вдруг понял, что он ненавидит клубы, со всей этой мишурой, со всеми сверкающими стразами и блеклыми бриллиантами. Он ненавидит эту музыку, разрывающую барабанные перепонки и ненавидит дорогую выпивку.

Но Елена в контексте этой грязи была будто кристально чистой. Была такой привлекательной, что от этого сжималось сердце. Создавалось чувство, что все, что еще вчера казалось неправильным, теперь вполне логично и объяснимо. Все так, как должно быть. Все идет по законам их дешевенькой сказки. Все по правилам.

По правилам Елена, которая всматривается в каждого, двигаясь медленно, как русалка, скользящая по волнам этого буйного океана. По правилам он, который всматривается в Елену. По правилам все эти люди. Этот клуб. Музыка.

Елена остановилась возле какого-то худенького и смазливенького парня. Она что-то прошептала ему на ухо, но он отрицательно покачал головой, а потом указал куда-то в дальний угол. Девушка кивнула, но вновь стала что-то шептать ему.

Сальваторе захлестнуло отчаяние.

Он послал к чертям всю эту правильность, послал к чертям аксиомы и принципы. Ему стало тошно. Ему стало дико. Ему яростно хотелось разбить вдребезги того, кто сказал, что правильность — это то, на что каждый должен ориентироваться. Ему яростно захотелось разбиться самому. Чтобы больше не терзаться терниями-мыслями и не залипать на девятнадцатилетнюю сучку…

И где она, мать твою?

— Да пошла она.

Сальваторе ринулся к барной стойке. Ему надо было выпить. Ему надо было затопить отчаяние алкоголем. Он и она — они несовместимы. Вся Вселенная против их взаимодействий, весь мир явно настроен против. Просто категорически против. Да и что в сущности может быть общего между ним и ней?

— Виски.

Подумаешь, он спасал ее. Подумаешь, она сказала, что он ей нужен. Подумаешь, они просто узнали друг друга получше. Нитки прошлого рвутся. И вместо них появляются ленты настоящего.

Ленты истончаются.

Ленты легко подпалить, а потом смотреть, как шелк чувств становится черным и обгорелым.

Виски Сальваторе выпил залпом. Виски когтями впился в глотку, почти как раньше. Деймону вот вовсе не обязательно быть хорошим мальчиком только потому, что это вбили в голову таким вот наивным девятнадцатилетним девочкам в головы их тупые дешевые книги. Ему не обязательно быть примером для подражания только потому, что он — главный герой сериала и должен нравится зрителям.

Он не должен. Никому. И Елене — тем более. Все, что должен, уже отдал.