Два месяца! За это время можно совершить революцию, начать войны, уничтожить соперников и даже выучить какой-нибудь иностранный язык при желании. У них получилось вышвырнуть прежние эмоции, пережить и преодолеть предубеждения. Но чувства остались прежними, хоть сердца отбивали ровный ритм.
— Про Венеру очень много. Это интереснее и полезнее.
Ее рука была в его руке. Девушка выдохнула, расслабилась и прижалась к его плечу. Она ощущала слабость во всем теле, но только сейчас понимала, что прежняя скованность покидает ее тело.
— Спасибо. И за плеер тоже.
Он больше ничего не произнес. Он не мог пообещать прийти еще раз, потому что не собирался этого делать. Он не мог так быстро уйти. И теперь тишина им казалось не такой давящей. Они оба решили ею наслаждаться еще минуты две. После этого им снова надо будет разойтись, ведь у него своя жизнь, у нее — своя. У него свой мир, у нее — тоже. Они выяснили все отношения. Теперь окончательно.
3.
Бонни вставила ключ в замок, а потом замерла. Она не увидела его, хотя не заметить Тайлера было сложно. Она почувствовала его. Она знала этот взгляд. И улыбку эту знала. Иногда материал запоминается, даже если мы не прилагаем никаких усилий. Приобретенные рефлексы снова давали о себе знать после стольких недель тренировок.
Недели, — иногда они могут быть поучительнее вечности.
Девушка повернулась вправо. Он стоял у стены, засунув руки в карманы. Улыбка была той же что и раньше. Было только одно отличие — во взгляде улыбки не было.
— Как ты нашел меня?
Он отошел от стены, подошел к Бонни. Она чувствовала то же, что ощущала ее подруга при встрече со своим осколком прошлого — сердце бьется ровно, дыхание не спирает, а пульс не учащается. И только одно, едва ощутимое чувство — неверие.
— Ты уверена, что хочешь знать именно это?
Девушка выдохнула и только сейчас почувствовала, что ее сердце пустилось в бешеный пляс. Бонни оглядела Локвуда с ног до головы и с головы до ног.
— Вот же чертов засранец! — произнесла она. Его улыбка стала еще шире.
— Ругаешься ты все еще омерзительно.
Девушка подошла к нему, положила ладони на его лицо, словно тактильная близость могла разбить неверие.
Беннет не смотрела новости, не читала газет, но не было и дня, чтобы она не подумала о том, как там он, мальчик с альтруизмом в крови, для которого важен процесс. Для которого важны ощущения и чувства, а не смыслы и конечные станции.
Бонни прижалась к парню, обнимая его и испытывая то чувство, что испытывает любой путник возвращаясь из утомительного отпуска домой. Девушка почувствовала ответные крепкие объятия. Не важно, кого они любили в прошлом. Важно что в настоящим они встретились, будто знали друг друга.
Иногда нас лишают любви и семьи. Иногда ты — просто такой же как и все, не имеющий права на уникальную историю жизни. И взамен тебе швыряют что-то не менее важное. И взамен ты понимаешь, что именно эти объятия самые теплые и самые важные. Самые нужные и самые родные.
Девушка отстранилась, улыбнулась, снова вглядываясь в глаза Локвуда и пальцами впиваясь в его плечи.
— Ты отлично выглядишь, Боннита, — произнес он. Он, тот мальчик Тайлер, который подпевал радио и задавал тупой вопрос: «Грустишь?».
— Да, меня подлатали… — прошептала она, все еще стоя на лестничной клетке. А Тайлер (хоть у него не было нарицательного имени) тоже не собирался просто так погибать. По крайней мере, он борется за жизнь и все еще наслаждается ею. Иначе как объяснишь его такое теплое возвращение?
— И кто же?
— Это не имеет значения, — незамедлительно ответила она, отстраняясь от парня и хватая его за руки. — Нам надо поговорить. Пошли…
И она пошла к двери, радуясь тому, что предварительно вставила ключ — сейчас она вряд ли бы попала в замочную скважину.
Десятью минутами спустя они сидели в гостиной. Сидели близко друг к другу, но в этой близости не было ничего, в чем их можно было бы обвинить. Бонни была рада видеть его. А Тайлер знал это. Знал, к кому точно может прийти просто так, посреди дня, без предупредительных звонков, без писем и сообщений.
— Значит, о Мексике ты мне ничего не расскажешь? — спросила она. Бонни была совершенно иной. В ее взгляде было спокойствие. В ее улыбке была искренность. И никакого исступления, никакого безумия. В последнюю их встречу она выглядела отвратительно. А теперь будто сошла с обложки журнала. Теперь будто сбежала из какого-то модельного агентства.
— Ничего интересного, — пожал плечами Тайлер. — Одни кричат об анархии, другие — о том, что Штаты не имели права вмешиваться. Третьи во всем винят масонов…
— Мы поменялись местами, да? В том смысле, что теперь ты скрываешь о себе правду…
Тайлер удобнее расположился на диване. Он выглядел также как и раньше — никаких шрамов, никаких увечий или татуировок. Да и улыбка почти не поменялась. Только опрятность прилежного мальчика куда-то делась. Только теперь он не совсем соблюдал правила дорожного движения и окончательно перестал появляться дома.