Cвастика и Пентагон

Поэтому он писал, убаюкивая свой ужас музыкой слов, питаясь смутными отражениями Китса и Суинберна.

It's more then silent paradise inside the frozen hill
It's more then naked still of swords, that able dance and kill
It's more then less, it's more then us As naked as we are
It's more then forest on the glass,

The forest under star.
Your beauty is enough for love
For tiredness and pain
You… wave that sent of Lady's glove.

Your beauty is enough for love,
For sorrow and pain…
G ust tender sent of Lady's glove,
But Lady is insane.

So sleep and slide, my wild child's pat
November's face is Long…
This little cat we never met,
But may be I am wrong.

The river's water waits for us
For bodies – yours and mine
Together through the looking glass,
Through river's water shine.

Все это хаотичное, печальное, небрежное сплетение реминисценций из Китса, Суинберна, Кэрролла и Набокова – цветы, сады в снегу, стекло теплиц, капли дождя, любовь, животные, греющиеся у зимнего огня, пистолет в кармане пижамы, исчезающая Алиса, убегающая Лолита – все это составляло букет, который Коля Поленов, романтичный, как все деревянные человечки, пытался установить в центре своей души, в эпицентре своих годовых колец.

В результате он решил отвернуться от плетения слов и обратиться за советом к излюбленному своему искусству – к кино. Эти «гадания на волшебном экране» Коля Буратино практиковал и раньше, считая их в глубине души разновидностью спиритизма. Он позвонил одному своему преподавателю, большому эрудиту, и спросил:

– Рекомендуйте мне на ваш выбор фильм, где исчезает девушка. Полагаюсь на ваше спонтанное решение и на ваш вкус.

– Вы ожидаете, наверное, что я рекомендую вам «Леди исчезает» Хичкока, – прозвучал в трубке насмешливый голос (преподаватель был толст, и голос его звучал так, как будто хором говорят три насмешливых человека), – но я, конечно, рекомендую вам «Приключение» Микеланджело Антониони, один из моих самых любимых фильмов. Выше этого, знаете ли, я ставлю только «Ночь охотника».

Поленов последовал совету учителя, и вскоре он уже сидел в домашнем кинотеатре одного своего приятеля и смотрел «Приключение» на довольно большом экране. При этом он надел наушники и поставил кассету с лекцией своего учителя, посвященной этому фильму. И снова этот троящийся голос стал вливаться ему в уши, словно три толстяка окружили его, трое невидимых, насмешливых, задыхающихся, и они говорили:

«Вспомним Антониони, "Приключение". Компания молодых богатых людей, юношей и девушек, приезжает на остров с целью приятно провести время. Остров каменистый, его нетрудно обойти целиком. Какое-то время они, рассыпавшись по острову, гуляют. Когда приходит время уезжать, обнаруживают, что одна из девушек исчезла. Поиски ни к чему не приводят – ни тела ее, ни ее живую найти не удается. Затем фильм длится долго. В дальнейшем разворачиваются некие события, происходящие с членами этой компании. Вначале зритель по той инерции, которая воспитана в нем детективным жанром, еще ожидает, что последующие события прольют некий свет на то происшествие, которое имело место в начале фильма. Но чем дальше время фильма уносит нас от его начала, от исчезновения, тем отчетливее мы понимаем: никто из этой компании не замешан в исчезновении девушки, ничего о нем не знает. Это отсутствие скрытого, отсутствие подтекста в конечном счете представляет собой тайну. Можно сказать, отсутствие секретов в этом фильме и составляет тайну. Некоторые эпизоды связаны с ревностью, другие с томлением. Один эпизод, пожалуй, может служить эмблемой этого сюжета. Некий юноша из среды золотой молодежи томится и где-то бродит, выглядя при этом, как все остальные, красиво, модно и стильно. Он постоянно играет с неким отвесом, с гирькой на шнурке. Такой отвес используется на строительных работах для высчитывания прямого угла. В какой-то момент он видит человека, который разостлал на земле большой лист бумаги и делает на нем тщательный рисунок тушью. Рисунок напоминает чертеж. На его изготовление явно ушло много сил и времени. Человек с отвесом подходит к рисующему, смотрит на него, раскачивая грузик на веревке. Затем небрежным жестом опускает руку, и грузик задевает баночку туши, тушь разливается по рисунку, по чертежу.