converted file fc848841

объятиях друг друга, они говорили обо всем, тут же забывая сказанное и утрачивая даже знание

языка, на котором общались.

Самая безумная, настоящая, единственная любовь.

Их нашел Адам – приятель отца, уже несколько лет засматривавшийся на Анжелику. Она никогда

не обращала на него внимания – сначала разница в возрасте была слишком серьезной, для

подростков и год разницы бывает критичен, что уж говорить о средних лет мужчине и совсем

юной школьнице.

Потом начал нарастать дискомфорт, и взрослея, Анжелика старалась избегать его общества, тяжелого взгляда и вечно тянущихся к ней рук. Адам постоянно к ней прикасался, то поправляя

одежду, то волосы, то находя другую причину. Вел он себя все более и более напористо, в глазах с

желтоватыми белками, пронизанными красными капиллярами, виднелось пробуждающееся

безумие.

Он хотел владеть Анжеликой, и ни с кем не согласен был ее делить. Собственное мнение девушки

не учитывалось.

Адам проник в дом, когда они занимались любовью, и задушил ее подругу. Анжелика, сорвавшая

все ногти о его гранитные руки, видела, как потух свет в любимых глазах. Мужчина закопал

убитую в погребе, а Анжелику держал связанной, на одной воде, неделю, пока их наконец не

нашла полиция. Адама арестовали и увезли в колонию, Анжелику принудительно лечили в

психиатрической клинике. Ее словам о подруге никто не поверил, сочтя бредом – прекрасная

брюнетка была приезжей, и ни с кем не успела познакомиться в этом городе.

Потом были мучительные месяцы реабилитации, когда Анжелика путала явь и рожденные

медикаментами галлюцинации. И бесконечные, серые дни, складывавшиеся в месяцы, в года –

бессмысленная тягучая жизнь, лишенная красок, полная кошмаров, непроходящей боли и рвущей

сердце тоски. Любопытство и легкая брезгливость окружающих, знание – ничего хорошего в ее

жизни больше не произойдет. Никогда.

Оказывается, она ошиблась.

- Нэнси… - Анжелика все же заплакала.

- Тсс… - гостья приблизилась, опустилась на колени. Тяжелая рука легла на затылок, сухие мертвые

губы нашли ее рот, и Анжелика подалась вперед, отдаваясь поцелую, закрывая глаза.

За закрытыми веками забрезжил бледный золотистый свет.

Холодно. Как же холодно…

Анжелика коснулась груди подруги, и холод перестал иметь значение. Тогда, годы назад, они

ласкали друг друга сутками напролет… Пальцы нашли маленький твердый сосок. Анжелика

оттянула в сторону край ночной рубашки, накрыла грудь ладонью. Снизу поднималось

возбуждение, оно вытекало через рот – вместе с жизнью.

Анжелика опустила голову на колени своей мертвой гостьи, и тонкие бледные пальцы коснулись

коротко остриженных волос.

- Ты опять покинула меня… - прошелестело в комнате. – На этот раз ненадолго. Пройдет лишь

немного времени – и ты будешь вечно моей.

Глубокие тени под глазами Анжелики стали резче, шевельнулись, обретая собственные контуры –

и тело женщины рассыпалось ворохом светящихся ночных мотыльков.

Ветер заносил в окно пахнувший подгоревшим мясом дым. Адам сплюнул на пол тягучую слюну и

хрипло выругался – Мэтт в жизни не поделится с ним барбекю, старый жлоб. Наверное, опять к

нему приехал сын, такой же великовозрастный дебил с рыбьими глазами…

Мужчина закряхтел, с усилием разгибая одеревеневшую спину, сел, проклиная сквозняки. Окна

трейлера давно уже пропускали их в чрезмерном количестве, а одно из стекол и вовсе

дребезжало после сильных порывов. Осень все-таки в этом году выдалась пренеприятной.

А ведь впереди зима…

Эта мысль вызвала прилив острой ненависти к миру вообще и трейлеру в частности. Адам

зашарил ногой по полу в поисках ботинок – таких же старых, грязных и расхлябанных, как и он

сам. Почесал волосатую грудь через давно не стиранную майку, сунул руку под колющийся

вылезающий набивкой матрас.

Мутная бутылка оказалась пустой.

Он с руганью швырнул ее на пол, сил не хватило даже разбить – тара, подпрыгнув, покатилась по

полу – трейлер стоял чуть набок, просев на давно спустившихся шинах. Бутылка достигла

брошенной на пол коробки из-под пиццы, покрутилась и остановилась.

Адам вцепился в нечесанные волосы, натужно вздохнул. Жизнь с самого начала-то казалась ему

дерьмовой штукой, и после освобождения лучше не стала. Иногда он даже думал, что в колонии

было спокойнее – по крайней мере не нужно было заботиться о том, что пожрать и чем укрыться.

Куратор по социальной адаптации перестал появляться несколько лет назад, подцепив в трейлере

Адама какую-то сыпь. Таковы они все, лощеные госслужащие, сладко поющие и брезгливо

морщащиеся при виде обычных людей, не облагодетельствованных хорошим происхождением…

Сраные господа. Будь Адам чуть помоложе, он бы показал этому гаденышу…

Раззадоривая себя так, он поднялся, не без усилий разогнув спину, зашаркал по полу в переднюю

часть трейлера, включил старенький чайник. Закопался в ворох коробок, картонок и пакетов в

поисках сигарет, или хотя бы кисета с табаком, свернуть самокрутку. Желтые от въевшегося

никотина пальцы с распухшими суставами подрагивали.

А ведь когда-то он был орлом, сердито думал Адам. Он и сейчас считал себя орлом, но цепляться