- Будь любезны, взгляните сюда, - мне под нос подсунули новое
изображение.
Судя по всему мужчина, только без головы. Меня затошнило, и я опять
сказала:
- Я не знаю, кто это.
- И эту даму не узнаете? – с третьей фотографии на меня смотрела
Васнецова.
Зажмурилась, потому что не думала, насколько страшно видеть мертвые,
застывшие глаза. Почему никто не догадался прикрыть их?
- Ответ тот же?
- Это Васнецова, - сейчас можно было сказать правду. - Писательница…
- Адан Елена Сергеевна, - пояснил первый, - и знаете, какую награду
предложил ее супруг за поимку убийцы?
- Н-нет, - мысленно покаялась во всех своих грехах, надеясь, что
Всевышний будет ко мне милосерден. Похоже, что никто, кроме него не сумеет
помочь.
- А зря, - хмыкнул полицейский, на которого смотрела.
И он яростно ударил по столу, так что я подпрыгнула и залепетала:
- Это не я… не я…
- Ага! – щелкнул пальцами второй. – Значит, вы утверждаете, что убивала
ваша подруга Надежда Викторовна Коневская?
- Нет, - собралась и ответила твердо. – Мы не убивали!
Охнула, получив пощечину. Больно!
- Отвечай, кто из вас это сделал! – и снова удар, голова дернулась в другую
сторону, из разбитой губы потекла кровь.
Я всхлипнула и, не обращая внимания на шум в ушах и мельтешение перед
глазами, в который раз повторила:
- Это не мы…
- А где были вы? – голос второго слышался нечетко, будто издалека.
Я открыла глаза, немного поерзала, пытаясь устроится удобнее на жестком
стуле.
- Москвина, не спите! Рано еще! – посмеиваясь, указал первый
полицейский.
Рискнув посмотреть, я заметила третьего, более молодого полицейского,
который вел протокол. Он поднял взгляд, и я сумела заметить сочувствие в его
глазах. Искра надежды мелькнула и пропала – кто он такой? Вряд ли парень
сумеет помочь!
- Итак, Елизавета Алексеевна, расскажите свою версию того, что
произошло позапрошлой ночью на съемочной площадке фильма «Обрученные
на рассвете?» - подавшись ко мне через стол, вполне вежливо попросил первый,
и я, не зная, что сказать, тихо спросила:
- С самого начала?
- Конечно! – второй снова подскочил ко мне, обдавая запахом пота и
дешевого табака.
Отвернувшись, чтобы не видеть его перекошенного от ярости лица, я
заговорила, тщательно подбирая слова, придерживаясь той версии, что мы с
Надюшей придумали для Андрея.
- Мы встретили Эвелину второго июля в торговом центре, куда зашли за
покупками… - старалась, чтобы голос звучал уверенно, усиленно делала вид,
что вспоминаю события. А вот плакала по-настоящему, рассказывая, как
спасалась от насильника. Роль негодяя досталась кому-то из съемочной группы,
придумала наугад, выбрав среднестатистического молодого человека.
- То есть вы утверждаете, что вас пытались изнасиловать? – скептически
усмехнувшись, поинтересовался первый.
- Так и было!
- О, слышь, Толян, у нашей Лизки голос прорезался! – второй навис надо
мной, и меня опять затошнило.
Отвечать ничего не стала, опустила взор, рассматривая рисунок на
истертом паркете. Тот полицейский, что избрал для себя роль «плохого», резко
схватил меня за волосы и дернул. Показалось, что с меня снимают скальп. Я
думала, что уже испытывала адскую боль? Как же жестоко ошибалась! Вот она,
самая настоящая, жуткая, все усиливающаяся боль! Глаза застилала кровавая
пелена, и даже когда мужчина отпустил, боль не ушла, и мне хотелось кричать.
Рыдая громко, в голос, я никак не могла остановиться, пока не получила
очередную оплеуху.
- Угомонись, истеричка! – приказал «плохиш», а тот, что притворялся
хорошим, великодушно протянул бумажный носовой платок. Явно издевался!
Я перестала рыдать, только мелко дрожала и всхлипывала. Платок мне
кинули на колени, а затем предложили:
- А теперь, девочка, не упрямься. Видишь ли, у моего напарника нервы ни
к черту. Хочешь, он выйдет?
Я тупо взирала на полицейского, пытаясь осознать, чего от меня требуется.
В ушах звенело, боль не отступала, и мне хотелось лишь одного, чтобы меня
оставили в покое, пусть даже запрут в камере с зелеными, нагоняющими тоску
стенами.
- Будем разговаривать? – мне и в страшном сне не могло присниться, что
стражи порядка будут разговаривать со мной именно таким тоном.
- Я устала, - выдала чистейшую правду.
«Хороший» полицейский тяжело вздохнул, сжал переносицу, будто
задумался, покачал головой.
- Ну раз не хотите, то… - перевел выразительный взор на «плохиша».
Тот злорадно усмехнулся, но мне уже было все равно, кое-как собравшись
с силами, я села прямо.
- Елизавета, вы меня расстраиваете, режете без ножа, - снова нарочито
горестно вздохнул первый.
- И вы меня, - не дерзила, лишь высказала вслух то, о чем думала.
- Встать! – прозвучал очередной приказ, но я не смогла подняться, силы
кончились, и ноги не держали, становясь ватными.
- Давай! – махнул рукой первый и отвернулся от меня, делая вид, что
занялся другими делами.