Contra Dei #2

Впрочем, недоговаривал он не только это. И в этом умолчании отчасти и было заложено многообразие дальнейших модификаций буддизма — традицию продолжали каждый на свой лад.

Разные направления теряли кое-какие идеи первоначального буддизма, а также обогащались за счёт новых и заимствованных идей. Амплитуде этих изменений способствовало и то, что буддизм легко смешивался с другими системами. Проникая на новую местность, он, как правило, ничего не уничтожал, а только дополнял. В результате ничто так не отличается от буддизма, как буддизм другого направления. Если изначальная доктрина разила мертвечиной, то некоторые из поздних направлений изменили аромат.

Есть мнение, что вся эта разноликость буддизма — следствие его упрощения для нужд толпы. Это не так, уровень не понижался — увеличивалась амплитуда и усложнялся узор. И наряду с тем, что отвечало потребностям широких масс, под всей этой мишурой всё же можно найти глубокую и разнообразную философию и мистику.

В Китае буддизм разветвился на ряд философских школ и смешался с очень мощной туземной системой — даосизмом.

Этот гибрид, именующийся чань, получился самой китаизированной школой буддизма. С буддизмом его связывает лишь название и тонкая нить терминологии, а по содержанию он гораздо ближе к даосизму. Как писал У Цзинсюн: «Чань можно рассматривать как наиболее полное развитие даосизма путём его соединения с близкими по духу буддийскими проникновениями. Если буддизм — отец, то даосизм — мать этого удивительного ребёнка. Но нельзя отрицать, что этот ребёнок больше походит на мать, нежели на отца». С другой стороны, один из наиболее заметных представителей школы чань, Линьцзы, однажды заявил, что даосы — буддисты, даже если не знают об этом. Ввиду этого, в дальнейшем мы будем опираться как на буддийские, так и на даосские источники.

В чань тенденция буддизма к развитию ещё более усилена даосским влиянием. Эта общая характеристика некоторых восточных направлений — они не цельны. «Я живу в мире смутном, подобном вечерним сумеркам», — говорил основоположник даосизма.

«Здесь сходятся крайности и уживается несовместимое. Ничто не кажется чужим и не воспринимается как своё. Здесь всё возможно — и не случается ничего неожиданного», — писал В. В. Малявин в «Сумерках Дао».

Нецельность, противоречивость, размытость — эти свойства рассматриваемых систем на Западе принимаются за существенный порок, но на Востоке нередко рассматриваются как достоинство и хороший стиль. Эти системы созданы не для того, чтобы им следовали, а для того, чтобы ими пользовались.

Чань и даосизм кишат не только недосказаностями, но и явными противоречиями. Например, в одном месте Дао Дэ Цзин можно прочесть: «Мудрый живёт себе спокойно, свободный от необходимости заниматься делами», — а в другом: «Узреть все возможные тайны мира, можно ли этого достичь, освободившись от дел?»

В результате разновидностей чань-буддизма столько, сколько самих чань-буддистов (я встречал такую фразу и по поводу сатанизма[129]). Можно сказать, что это непременное требование, заложенное в основе чань.

Если сам этот принцип не считать учением, то в Чань вообще нет никакого учения, никакой доктрины. Но «где нет ни одной готовой формы, течёт источник творчества всех форм». Последователи чань могут иметь свои теории, но они носят сугубо личный, индивидуальный характер и не обязаны своим возникновением чань. Какие бы учения не содержались в чань, они исходят только из умов их создателей.

Чань-буддизм бурно возражал даже против того, чтобы его самого воспринимали как доктрину, содержащую в себе «истину». В точности как тёмные направления, чань не завлекал к себе последователей, а отгонял их, как только мог. Тогда как почти все окружающие были единодушно озабочены «спасением», адепты чань смотрелись так, будто оно у них уже в кармане. И это привлекало некоторое количество соискателей, надеющихся здесь обрести «абсолютную истину», «путь освобождения» и «чистую землю».

А чань бил по рукам, готовым вцепиться в него, как в спасательный круг. Выражалось это в том, что собственные святыни, собственные идеи, обряды и институты сакрального характера чань-буддисты высмеивали и подвергали другим формам отрицания в гораздо большей степени, чем конфуцианские. Как замечают исследователи китайской культуры, в этом заключается существенное отличие чаньской психокультуры от даосской.

Вариантов было много. Например, это могло быть прямое отрицание основ буддизма вообще и чань в частности. «Нет Будды, нет священной доктрины, нечего практиковать, нечего доказывать, Бодхидхарма (легендарный основатель чань) никогда не появлялся на востоке и не передавал никому никакого учения», — так говорил Хуэй Нэн, 6-й патриарх чань-буддизма. Трудно представить себе лидера какого-либо другого направления, говорящего так о нём — например, папу римского, прямо отрицающего всё, о чём говорится в «Символе веры».