Constanta

Пришлось обратиться за информативной помощью к старшим курсам, и там меня заверили, что сдать комиссии – как два пальца обоссать. Комиссия, якобы, для того и собирается, чтобы таким, как я, помочь. Члены комиссии вытягивают даже безнадежных бездарей на тройки, лишь бы не отчислять. В целом, я немного успокоилась, но и старшекурсники твердили мне, что лучше не тянуть кота за все подробности и писать заявление прямо сейчас.

В тот же вечер я написала своему научному руководителю и объяснила ситуацию. Та отругала меня, но обещала помочь. На следующий день мы увиделись, и вот, от кого я получила информации, как и осуждения, по максимуму.

– Как так получилось, Яна? Вы такая хорошая студентка! Много пропускали?

– В том-то и дело, что нет, Вера Алексеевна! – горячо доказывала я. – Она меня просто невзлюбила. Приписала каких-то левых долгов, и вообще…

Вера Алексеевна была единственным преподавателем, при котором я не решилась бы произнести бранного слова: не из-за того, что боялась кары, а из уважения. Ради нее я готова горы сворачивать в маленькие камушки. Я, можно сказать, полюбила ее с первой же пары.

– В деканате была? Что говорят?

Я обстоятельно рассказала ей, что думаю о помощи деканата. Она покачала головой.

– Я схожу туда сама, и к замдекана тоже. Поговорю о Вас и о самой Ларисе Александровне, – задумчиво говорила она, а у меня от благодарности наворачивались слезы: наконец-то хоть кто-то, готовый встать и оказать реальную помощь, не откладывая в долгий ящик! – думаю, у них есть свои способы давления на нее. А Вы пока найдите себе союзников: выясните, кого еще она не допустила или завалила. Допуска Вам уже, я полагаю, не получить, но можно повременить. Не хотелось бы комиссию устраивать: испортит отношения. А Вам еще учиться под ее руководством…

***

Два месяца прошли как во сне: я нашла союзников, с которыми мы постоянно навещали замдекана и узнавали новые подробности заглохшего дела.

Заместитель часто уезжала по делам или в командировки, но обещала нам помочь, и мы ей верили. Сессия давно кончилась, пересдачи – тоже. Подходило время отчисления, а нашу проблему до сих пор никто не старался решить. Лариса Александровна видеть нас отказывалась. У меня опустились руки, я была готова даже на комиссию.

В конце концов, оказалось, что теперь это наш единственный шанс.

Неожиданно староста пришла к нам с заявлением против Ларисы Александровны, в котором мы, студенты, дружно просили отстранить ее от преподавания в силу бесконечной рекламы своего товара, и не только рекламы. Я ни одного документа не подписывала с такой радостью! Но декан отреагировал не так, как мы ожидали – никого не спешили отстранять с гневными криками и чтением моралей, и теперь наши задницы оказались в опасной близости от огня. А я уж было понадеялась, что ее нам просто заменят другим преподавателем, которому я постараюсь сдать…

Вера Алексеевна пригласила меня к себе.

– Смотрите, Яна, я побеседовала с заместителем по воспитательной работе, она сейчас как раз занимается вопросом заявления и отстранения Корнеевой…

– А! Так Вы в курсе! – обрадовалась я.

– Я бы на Вашем месте сильно не радовалась. Будьте серьезнее. Так вот, совет сверху следующий: Вам и тем, кто не допущен Корнеевой к зачету, срочно писать заявления на комиссию и до шестого апреля сдавать ее предмет. Ларису Александровну отстранили от принятия долгов и пересдач.

– Ну хоть какая-то справедливость, – заметила я.

– Да. Так что поторопитесь. Это последний шанс сдать и не вылететь из университета. Будет очень обидно – Вы ведь такая способная студентка, у меня на Вас планы.

– А что в заявлении?

– Конкретно и детализировано описать ситуацию, при которой Корнеева отказалась принимать у Вас долги. И девочкам то же самое скажите. Сейчас все не особо на ее стороне, думаю, Вам поверят и примут во внимание как еще один камень в ее огород. И в конце прошение разрешения быть допущенной. Завтра с заявлениями ко мне – будем проверять и исправлять, что нужно.

На следующий день мы не без волнения сдали заявления доценту кафедры, от которой зависело теперь все. Все эти дни я ходила, как на иголках, в постоянном страхе и волнении, которые меня уже давно не посещали, и только Ольга была рядом. От ее слепой любви ко мне я немного начинала верить в себя и в лучшее, а мне это так несвойственно.

Вечером того же дня Вера Алексеевна позвонила мне домой и доложила из первых уст, что нам разрешили-таки сдавать зачет комиссии вместо Корнеевой, даже несмотря на ее категорический запрет. Только вот ее пары у нас продолжались как ни в чем не бывало, и нам посоветовали держать язык за зубами, чтобы не было скандала.

– Вера Алексеевна, теперь пришло время рассказать о комиссии, чтобы я знала, к чему быть готовой.

– Ну, Вы, наверное, уже не раз слышали, что сдать комиссии легче легкого?

– Слышала, но не особо верю.

– Нет, отчасти правда. Но надо хоть что-то знать, в общем, будьте готовы, чтобы мне не было за Вас стыдно. А то получится, что собрали комиссию ради тех, для кого этого не стоило делать. Назначили на четвертое апреля.