Уже который раз во сне тайны просочились в подсознание – сейчас в виде наложенных друг на друга кошмаров, происходящих одновременно. В каждом – страшная подноготная, которую доверили оберегать. Если рассудок таким образом выпускал пар, лучше этот клапан не перекрывать. Не хотелось даже думать, к чему это приведет.
На часах было всего пять утра. Ураган мыслей добил всякую надежду на сон. В голове будто подожгли ящик с фейерверком: тут всполох, там взрыв, тут вспышка…
– Это как разновидность тревожного расстройства, только во сне, – объяснял Карчевски после самого первого приступа. – Со временем пройдет. Можно ускорить процесс – гуляйте подольше и подальше, займите мозг новой картинкой.
Флик оделась как на пробежку и на цыпочках, чтобы не разбудить Грейс, спустилась и вышла на воздух. Дойдя по галечному пляжу до статуи морского гребешка из нержавейки, присела рядом и обхватила колени, будто сама желая обрасти защитной раковиной.
Всего одно место более-менее отвлекало от бремени знания – «Лиса и гончие». Приходилось следить за языком с удвоенной настороженностью – а той, кому по работе полагается временами втягивать гостей в беседу, это не так уж просто. Разум работал на удвоенных оборотах, проверяя и перепроверяя всякий потенциальный ответ. От этого к концу смены измотанная Флик валилась с ног.
Часы показывали без пятнадцати семь. Как время пролетело! Все оттого, что здесь живой, настоящий мир, а не лондонская квартирка-кокон, где часы отмерялись сигаретами и поглощенным телевизионным шлаком.
Купив в пекарне по булочке на завтрак себе и Грейс, Флик внезапно осознала, что за все утро ни разу не вспомнила Кристофера. Дома выдерживала самое большее час, а затем перед глазами неизменно вставали лица убитых. Здесь она и бегала, и занималась йогой, и каталась на велосипеде, и сходилась с людьми, а вечером ее ждала вечерняя смена в баре. Когда его вспоминать? До чего все-таки здравое было решение – осесть в Олдборо!
К выходу из бара протиснулась очередная компания выпивох. Один незнакомый, впрочем, так и остался сидеть на табурете у стойки. На секунду он ухватил взгляд Флик и что-то начиркал в блокноте на коленях. Перед ним стояла пустая кружка – обслужил его явно хозяин Мик, когда она отлучилась в туалет.
Словами не выразить, но от мужчины веяло чем-то неординарным. Футболка, джинсы, фирменные кроссовки, массивный серебряный браслет на запястье – вид был самый заурядный, только заурядность эта казалась нарочитой, вышколенной. Он будто всей душой стремился быть «как все», но уникальная натура протестовала, не позволяя смешаться с серой толпой. «Гусиные лапки» вокруг глаз и сеть морщинок на лбу выдавали в нем примерного ровесника Флик. В его русой шевелюре проглядывал налет седины, темную бородку ровно посередине прочертила серебряная прядь. Глаза блистали фантастической лазурью, будто неземные, – неужели искусственно окрасил? Тогда, наверное, и веснушки свел бы…
Флик вдруг опомнилась и тут же отвела глаза. Впрочем, ненадолго. Сколько ни пыталась переключаться, все одно: в итоге неизбежно задерживала взгляд на госте. Он же этого будто и не замечал.
В конце концов любопытство пересилило.
– Еще что-нибудь? – на удивление робко спросила Флик и убрала его пустой стакан в посудомойку.
Мужчина с улыбкой поднял глаза.
– Хотел еще «Аднамса», да стакан забрали, – ответил он, и щеки Флик вспыхнули краской. – А сами не хотите? Я угощаю.
Вежливо отказавшись, она поискала новую тему.
– Вы местный, приезжий?
– Живу в конце пляжа. Недавно вернулся из Лондона.
– Из какой его части?
– Да все ближе к западу: Кенсингтон, Ноттинг-Хилл и тому подобное… Знаете районы?
– Не очень. – Флик была с юга, но вот Ноттинг-Хилл исходила вдоль и поперек, наводя справки о Кристофере. Там он раньше проживал. – Я там училась.
– На кого?
– На экономиста.
Карчевски уверил, что в архиве Лондонского финансово-экономического института лежит ее полное досье. Оценки, характеристика – даже сфабрикованные фото.
– Экономика, значит?.. Дайте угадаю: сколотили состояние на бирже и теперь сибаритствуете?
– В баре-то на полставки? Хорошо придумали.
– Я Элайджа.
Обменялись рукопожатиями. Имя ничего. Греет душу своей библейскостью[21].
– Что пишете? – Она кивнула на его блокнот с ручкой – атрибуты непривычные на фоне вездесущих планшетов.
– Да ерунду всякую. – Он закрыл блокнот.
– Застеснялся наш Элайджа, – съязвила Флик.
– Угостить, значит, не даете… А поужинать как-нибудь согласитесь?
Она несколько растерялась от такой прямоты.
– С-спасибо, конечно, но… нет.
– Что, вот так в лоб? Даже отговорку не сочините? – съехидничал он в ответ. – Ни тебе «я в отношениях», ни «только рассталась»?
Кольнула совесть. Что греха таить, Элайджа ей понравился, только вот кто он такой на самом деле? Без полного имени его не «прогуглить»… да и на чем «гуглить», если из гаджетов одна «раскладушка»? Риск слишком велик. К тому же всякая привязанность запрещалась протоколом.
– Да, вот так в лоб. Без обид.
– Тогда – за честность, – сказал Элайджа и одним духом махнул пинту.